- Главное преимущество подобных самолетов - это деньги. Один час полета обходится авиакомпании всего в 150 евро. Это намного дешевле, чем обслуживание даже частных бизнес-джетов, не говоря о лайнерах.

Представители авиакомпаний уже более заинтересованно посмотрели на меня.

- Как решить проблему с зарядкой?

- Мобильные устройства на колесах, они тоже входят в комплектацию, - поддержал беседу Виландер.

- Это все, конечно, хорошо, но что с производством батарей и инфраструктурой? - задумчиво продолжил глава немецких авиалиний.

- Можно задействовать частные аэродромы, - продолжал Виландер. - Их у нас в Германии более 250.

- Швеция так и планирует сделать, - поддержал диалог Уильям. - Уже сейчас увеличиваются мощности по производству литиевых батарей.

Он говорил правду. Мы вели переговоры с африканским правительством по добыче сырья и сюда мы приехали, в том числе, и для того, чтобы наладить контакт с идентичными предприятиями.

- И во сколько обходится обслуживание подобного самолета?

- Меньше на 800 евро, чем стандартного самолета, - отвечал Виландер, и я, отмечая довольные лица бизнесменов, понимала, что наш визит в фонд можно было назвать успешным.

Несмотря на то, что некоторые вопросы так и остались нерешенными, я была довольна результатами, однако, уже сев в автомобиль, пришла к прежнему состоянию нестабильности.

Уже подъезжая к парламенту, я услышала звук пришедшего СМС и, посмотрев на экран, застыла.

“Привет. Соскучилась. Давай созвонимся через два часа”, - гласило сообщение от сестры на русском, но это была не сестра. Так мы с Генри и другими участниками совета договаривались о видеоконференции в секретном приложении.

- Кто там? - поинтересовался Уильям.

- Галя хочет поговорить. Как освободимся, позвоню ей, - улыбнулась я, в то же время понимая, что это срочное совещание как-то было связано с моим состоянием.

Выходя из машины, где нас с Уильямом встречала делегация, я посмотрела на канцлера Штольца. Он тоже получил сообщение.

- Встретимся в моем кабинете через два часа… - тихо произнес он, пока мы шли по красной дорожке в зал заседаний немецкого парламента.

Последующий два часа пронеслись одним пятном, и я была благодарна своему мастерству прятать эмоции и концентрировать внимание на поставленных задачах.

Мы поговорили с председателем парламента, провели беседу за круглым столом с кабинетом министров, расписались в книге почетных гостей, устроили фотосессию для СМИ, а у меня из головы не шла эта короткая строчка из нескольких слов.

Я понимала - что-то случилось.

Наконец, один из людей Штольца повел Уильяма на экскурсию по Бундестагу, а я под предлогом обсуждения совместного сотрудничества, в сопровождении пресс-секретаря и Феликса направилась к кабинету канцлера.

- У нас проблема, - на мониторе, помимо нас со Штольцем, появились четыре участника разговора - Генри, Юргенс, НАТОвец Блумберг и наш лоббист в Африке Шогди. Собственно, последний и вызвал всех нас на видеоконференцию.

Не знаю почему, но, услышав эти слова, я даже не удивилась. Вот уже несколько недель у меня возникало странное ощущение, нелогичное и не поддающееся анализу. Иногда казалось, будто я балансирую на грани, что было странно - никаких внешних предпосылок для подобного состояния не было.

Все молчали, ожидая информации. Даже Генри. И это настораживало еще сильнее.

- Правительство Зимбабве отказывает нам в продаже литиевых рудников, - произнес Шогди.

Встреча с президентом Яммисом была еще одной причиной моей последней поездки в Африку. Мы вели переговоры о покупке шести недавно обнаруженных нами же шахт. Исходя из того, что мы планировали запустить производство электросамолетов и увеличить производство электромобилей, нам было необходимо сырье. По подсчетам наших аналитиков, содержащиеся в них запасы руды должны были закрыть потребности нашего международного проекта в карбонате лития на ближайшие десять лет. И африканские залежи были гораздо удобнее не только с точки зрения логистики - это территория контролировалась ЕС.