— Харе ломаться. На улице холодно, а ты полуголая, — нахмурился, словно и правда видел в этом проблему, а потом резко предостерег, отвергая любые попытки бегства, — если не сядешь, завтра весь универ узнает о твоей подработке. Найдешь другую — я и там отыщу. Так что не кривись, рысьеглазка, морщины тебе не пойдут.
— Рысьеглазка?
Наверное, Наташа что-то перепутала, и баловался Булатов вовсе не кальяном.
— Соболева же тебе не нравится, — прилетел все тот же нелогичный ответ.
Это не было оскорблением, и впервые я прикусила язык, боясь нарваться на прежнюю грубость. Мне не было места ни рядом с ним, ни в его машине, но я даже не заметила, как власть над ситуацией начала перетекать в другие руки.
В салоне авто пахло дорогим одеколоном и табаком с ментолом. Поездка в таком комфорте наверняка была бы запоминающейся, если бы не давящее чувство напряжения, осколками оседающее на коже. Ни мягкая обивка, ни кожаные сиденья, ни новейшая стереосистема не компенсировали жгучий ток, пронзающий воздух точно стрелами. Я сжала коленки и отодвинулась на самый краешек, чтобы даже случайно не коснуться грубой ткани мужских брюк, ощущая себя донельзя уязвимой. Нет, ну где были мои мозги? Что страшнее — плевки от однокурсников в случае раскрытия места работы или парень, расслабленно переключающий передачи?
Очевидно, что второе. Потому что прямо сейчас от резкого старта Ауди бросило вперед, и я в страхе схватилась за первое, что попалось под руку. Мое плечо от такой хватки давно бы заныло, но Булатов даже не поморщился.
— Ты точно умеешь водить? — сердце стучало как бешеное.
— Сомневаешься? — лукаво ухмыльнулся и произвел какие-то манипуляции со скоростями. Двигатель взревел, меня отбросило назад, а улицы за окном буквально слились в одну картинку.
— Придурок, затормози, мы же разобьемся!
Он не ответил. Запетлял между узкими проулками, в самый последний момент вписываясь в повороты, и ускорился, поддав газу. Я видела на его лице лукавую улыбку, такую спокойную и обманчиво нежную, что с трудом подавила импульсивный порыв вцепиться в руль и вывернуть. Мы ехали в сторону трассы, и если здесь его хоть немного сдерживал скоростной режим, то там цепи правил переламывались надвое.
Зажмурившись, я до одури вцепилась в него пальцам и пролепетала какие-то молитвы, не веря, что сдохну с этим придурком в один день. Но то ли он не захотел умирать, то ли запланировал прикончить меня каким-то более гуманным способом, однако мы со свистом проехали опасный участок и вылетели на прямую дорогу.
— Когда я отсюда выйду, я точно тебя прибью.
— Тогда мне нельзя останавливаться.
Резко вытолкнув весь воздух из легких, я уже собралась полить его отборным матом, выплескивая весь страх и поддаваясь слабому облегчению из-за того, что мы все еще живы, но Булатов оказался смышленее. Он наверняка знал, каким дьяволом я его окрещу, потому и выбил оттенки спокойствия одной фразой.
— Так и будешь висеть на мне?
Я тут же отскочила, убирая руки насколько быстро, словно держала кипящий чайник, обжигающий ладони, и недовольно огрызнулась.
— Ты псих! Просто чокнутый псих!
— Еще скажи, что тебе не понравилось.
— Понравилось? — нервно хохотнула. — Да я чуть рассудка не лишилась.
— Разве? А мне казалось, ты пищала от восторга, — тихо хмыкнул, бросив беглый взгляд на мои румяные щеки, — с работы как сонная муха шла, а сейчас прям сияешь.
После недолгого молчания, перестав отслеживать незнакомую дорогу без каких-либо понятных мне ориентиров и откинувшись на спинку сиденья, я спросила.