Только, видимо, трёхсот двадцати дней идиллии в году – плюс-минус пара дней – хватало, чтобы крепче сжать в улыбке губы и расслабить напряжённые плечи.

Среди детских книжек с выцветшими картинками попалась пара томов мировой классики, десятка два тетрадок в клеточку, исписанных корявым почерком рецептами неразборчивых блюд, и увесистая книга в твёрдой кожаной обложке. Большая часть листов оказалась пустой. И лишь в начале, на полстранички, плясали каракули, среди которых с трудом можно было разобрать слово «собака».

Подхватив вместе с «кожаной» знакомую «Охоту на овец» («Охо́та на ове́ц» – роман японского писателя Харуки Мураками, 1982 год. Третье произведение в цикле «Трилогия Крысы», продолжение романов «Слушай песню ветра» и «Пинбол 1973»), Джейден спустился вниз и пристроил «сокровища» в пакет с оторванной ручкой и эмблемой местной сети супермаркетов, оберегая от упрямого дождя, норовившего пробраться в каждую щелочку.

Если так пойдёт и дальше, придётся отказаться от идеи остаться здесь ещё на один день. А значит, блок из шести банок тёмного пива дождётся своей участи на день раньше положенного.


***


Найденная в «бардачке» внедорожника шариковая ручка в оранжевом корпусе с синим колпачком и наполовину стёртой неразличимой картинкой на боку скользила по чуть влажным от старости листам. Иногда замирала, подскакивала к бормочущим невнятные фразы губам, награждалась новой парой отметин от зубов и возвращалась обратно. Джейден чувствовал себя настоящим писателем: чуть больше, чем позволяют приличия, пьяным, запершим сам себя в одиночестве на обрыве разрухи, охватившей мир.

Приученный к цифрам мозг отказывался выдавать сколько-нибудь приличные мысли, растягивая их на достаточно длинные предложения. Зато ёмко. Именно так он всегда представлял себе деятеля искусства – бедным, опьянённым собственным превосходством и непрерывно творящим.

Как далеко это было от настоящей жизни, где не было места порывам и растрате бесценного времени на то, чтобы подобрать подходящее слово – вертлявое, норовящее скользнуть с языка обратно в глотку, так и не дав себя как следует рассмотреть.

Мутная жидкость в полупустой бутылке растаяла. Как и небольшой запас «Джека», припасённого на всякий несчастный случай. И только дождь не унимался: молотил и молотил по уставшим от его навязчивости молодым листьям и не успевшей насладиться солнцем траве. Становилось сложнее найти место, где бы не протекала крыша, а потому приходилось постоянно перетаскивать кровать, оставляя страшные борозды на полу.

Пальцы, торчащие из-под обтрепанных рукавов поношенного пальто, покраснели и обветрились, плохо слушались. Глаза слипались. Так и не дописав последнее слово, Джейден провалился в сон, накрывшись пустой книгой.

А когда проснулся, уже светало. С козырька над входной дверью капали мясистые капли и растворялись в растоптанных останках колючего снега. Солнце щекотало повеселевшие листочки деревьев и беззастенчиво кралось через раскуроченную дверь к кровати.

Книга валялась рядом – слова, выведенные нетвёрдой рукой, расплылись от мокрых следов, превратившись скорее в каракули экспрессиониста, чем в начало повести или романа. Да что там романа – написанное не тянуло даже на короткий рассказ, вроде «Моста» Кафки. Гораздо больше на литературное произведение была похожа история про неизвестную ему собаку в начале книги.

Хотя сейчас Джейден был не уверен, что понял всё правильно – слишком много алкоголя оставалось в крови, чтобы доверять собственным глазам.