В такие моменты не спасали даже стены собственной квартиры, где никогда не бываешь одинок: кто-то обязательно вызовет лифт, смоет воду, прикрикнет на детей или застонет в объятиях любовника. Здесь же, всего в десяти километрах от города, он мог быть тем, кем никогда не позволил бы себе показаться на людях.

Жалким забулдыгой, смысл жизни которого сводился к бутылке с мутной жидкостью.

Дико хотелось пить. Обернувшись, Джейден сощурил карие с желтыми точками по радужке глаза и поискал в темноте заваленных хламом углов дома бутыль с водой. Он точно привозил ее с собой и оставлял то ли у окна, то ли напротив – там, где покрывался пылью остов железной кровати с витиеватым изголовьем.

Вода привела в чувство, потушив пожар вчерашних тихих посиделок: он и бутылка самогона, купленная у припозднившегося русского на заправке. Взъерошив остатки коротко стриженных и переживающих раннее облысение волос, Джейден почесал заросшие щетиной щеки и с грустью посмотрел на внедорожник. Между сиденьями должен был остаться бумажный стаканчик недопитого кофе, давно остывшего, зато крепкого. Сам варил, собираясь сбежать из города как можно скорее, подгоняемый визгом телефона.

Звонил начальник, которому не терпелось свалить на него очередное поручение, прежде чем уехать на выходные за город. Например, поближе к озеру, где любители рыбалки снимали домики и предавались своей страсти без зазрения совести. Совести, которая вещала голосами оставшихся дома жен.

У Джейдена тоже была жена. Но последние несколько недель его «голос совести» молчал. Она, наконец, оставила тщетные попытки достучаться до мужа и просила только предупреждать, когда тот собирался в очередной раз сорваться. Но кто может это планировать или контролировать? И разве можно всерьёз заявить: «Я ухожу в запой»? Такое сказать язык не повернётся – жалко её, переживать будет… Хотя, к слову, переживать пришлось бы не так уж часто.

Джейден Аллард был более чем идеальным мужем примерно триста двадцать дней в году (плюс-минус пару дней). Остальное время тратилось, чтобы заткнуть алкоголем высасывающую энергию пустоту внутри.

Охота на ледяной кофе закончилась траги-комично: не устояв на размокшей глине, Джейден не успел вовремя сгруппироваться и упал, угодив лицом в грязь, а поношенным пальто – на колючий затвердевший снег. Ладони пробороздили по острым ледышкам, плюхнулись в лужу. Левая рука наткнулась на осколки стекла, похороненные под слоем земли. Тишину заброшенной деревни, прикрытую занавесом весеннего ливня, раскололи на части отборный мат и дикий рык.

Это стоило того. Кофе остудил разгоряченный мозг, усмирил тошноту и протянул невидимую ниточку от колченого стула, одиноко смотревшегося в дверном проеме, до ближайшей кофейни, где, помимо прочего, подавали неплохие завтраки. Но этого явно было недостаточно, чтобы выцарапать Джейдена Алларда из неги только начавшегося спокойствия.

Пришлось забраться в салон внедорожника и довольствоваться сэндвичами, купленными на той же заправке, где удалось разжиться бутылкой самогона. Не ощущая ватный вкус белого хлеба и морщась от чересчур соленых мазков непонятной рыбы, он доел упаковку целиком, покосился на прихваченный впопыхах кулек вафель в любимом молочном шоколаде, отломил кусочек, задумчиво забросил в рот, разжевал приторно-карамельное лакомство и уставился на своё временное пристанище.

Дом старый, покосившийся. Когда-то выкрашенный в синий цвет, который теперь не угадывался, если не подняться на ветхий чердак и не начать перебирать выцветшие фотографии, то и дело поднося снимки к оригиналу, сверяясь: нет ли здесь ошибки? Это тот самый дом?