– В плащ, сапоги и шляпу.

– Миссис Пэшен? Господи, помилуй!

– Ну да. О чем я и говорю.

– Ее нужно отправить к психиатру.

– По-моему, она была просто пьяна.

– Надо здорово напиться, чтобы вломиться к кому-нибудь в дом в одиннадцать часов вечера.

– Впрочем, если убийство – ее рук дело, своим визитом она могла попытаться получить алиби.

– А зачем вообще подчеркивать факт, что она не спала и была на ногах в одиннадцать часов вечера, как раз тогда, когда произошло убийство?

– Вы правы. – Джонс поскреб подбородок. – Ладно, сдаюсь. Если не возражаете, я бы попросил вас проведать Хэллема. Он на грани срыва.

– Неужели?

– Да. Кто-то устроил в его летнем домике фокус в стиле худу, вуду или как там это называется. Взгляните.

Он сходил в спальню и принес бечевку со скомканными перьями.

– Гадость, – поморщился доктор и покачал головой. – Деревенские священники должны быть женаты. От целибата в Англии один лишь вред.

– Вы англичанин?

Доктор улыбнулся:

– Моя мать ирландка.

– А у меня отец – уэльсец.

Оба рассмеялись, и Джонс вернулся к главной теме беседы:

– Насчет Миддлтона, как я понимаю, я вряд ли сумею чем-либо помочь?

– Как раз сможете. Муж его экономки сообщил, что сегодня должен приехать младший Миддлтон, племянник убитого. Их отпустили из школы из-за карантина. Его опекун тут же сплавил своего подопечного старшему Миддлтону, как только тот объявился, так что сейчас, похоже, за ним вообще никто не присматривает. В школе его больше не оставят. Говорят, у него нечто вроде детского паралича. В общем, если вы можете встретить его на вокзале и приютить на денек-другой, пока мы не свяжемся с прежними опекунами…

– Разумеется, – кивнул Джонс.

– Кстати, говорят, викарий вчера был вечером в Неот-Хаусе. Значит, не возражаете?

– Нисколько. Меня это даже взбодрит. Сколько ему лет?

– Девять или десять.

– Когда прибывает поезд?

– Знаете, лучше я встречу его сам и привезу к вам на машине. Покормите его?

– Да, если миссис Пэшен к тому времени не арестуют.

– Спасибо. Значит, я его привезу. Сколько сейчас? Половина десятого? Как раз успею сходить к викарию. До свидания. Я сообщу экономке, что заберу мальчика. Кому не повезло, так это ей и ее мужу. Полиция считает их чуть ли не главными подозреваемыми.

– Неужели?

– Да, хотя ясно, что из-за смерти Миддлтона они ничего не приобрели, а, наоборот, все потеряли.

– Если возникнут сложности, наверно, пришлют кого-нибудь из Скотленд-Ярда?

– Неизвестно.

– Позднее, когда вы будете не так заняты, я хотел бы серьезно поговорить с вами насчет смерти прежнего Миддлтона.

– Сейчас меня гораздо больше интересует смерть нового Миддлтона. И Теббаттсов, уверен, тоже. Бедняга-муж уже слег в постель, он в шоке. Жена ходит бледная как смерть, почти ничего не говорит, а сын, похоже, онемел от страха. Естественно, полиция обыскала весь дом, но полицейский доктор из Стаухолла согласился с моим мнением, что Теббаттсов пока лучше не допрашивать.

– Странно, правда?

– Да, немного подозрительно. По-моему, они ведут себя довольно глупо. Но это не мое дело.

– А что вы скажете об этом? – И Джонс рассказал ему то, что сообщил доктор Кревистер.

– Я слышал эту историю от миссис Корбетт, в «Долговязом парне», – произнес Мортмэйн.

– Вы верите, будто Миддлтон умер от перитонита?

– Похоже на то, судя по тому, что мне рассказала миссис Корбетт.

– А судя по тому, что она рассказала мне, его отравили мышьяком, – возразил писатель. – Сопоставьте это с тем, что случилось с новым мистером Миддлтоном…

– Отравить человека мышьяком и проломить ему голову кочергой – разные вещи, – заметил доктор.