Он протянул руку и вложил мне в ладонь маленький холщовый мешочек с верёвочкой.

– Надень на шею и не снимай.

– Что это?

– Мулетка, от дурного глаза.

Потеряв ко мне интерес, Лукиан развернулся и ушёл в столовую, даже не попрощавшись. Я махнул рукой и поспешил к дормезу. Ну его, всё равно ничего другого от вредного монаха не добиться. Но мешочек я всё-таки на шею надел. Магии в нём не чувствовалось, так что вреда не будет.

Таня ни о чём не спрашивала. Она мне полностью доверяла. Едем в Петербург? Отлично, значит, так надо. И никакого волнения и тревог – учитель и любовник знает, что делает. Я даже позавидовал такому настрою.

Но мне пришлось разбить её душевное спокойствие. Когда мы проехали Владимир, я достал бумаги из Ябедного архива.

– Таня, прочитай, пожалуйста.

Девушка взяла листки, придвинулась к окну, где было больше света, и стала разбираться в документах. Едва она прочитала первый листок, между её бровей пролегла глубокая морщина. Лицо стало серьёзным, а глаза бегали по строчкам с напряжённым вниманием.

– Константин Платонович, вы же не просто так показали мне это?

Я кивнул.

– Вы думаете, что девочка жива?

– Не думаю, точно знаю.

– Мы едем разыскивать бедняжку?

– Нет. Она уже нашлась.

Взяв ладонь девушки, я заглянул ей в глаза.

– Вот она, сидит передо мной.

Несколько секунд Таня поражённо молчала, задержав дыхание.

– Вы шутите, – выдохнула она.

– Ни в коем разе.

– Константин Платонович, этого не может быть!

– Может, Таня, может. Ты дочь Елизаветы Петровны и Алексея Шубина.

– Нет! Нет! Вы ошиблись, Константин Платонович! Вы пошутили, да? Скажите, что вы шутите!

– Нет, Танечка.

Я обнял девушку, увидев в голубых глазах слёзы.

– Тшшш… – я гладил её по голове, чувствуя, как рубашка на плече промокает от слёз. – Тихо, милая, тихо.

– Но как, – всхлипывала она, – как? Мне говорили, что мама умерла. Батя всегда косо смотрел, так я думала, из-за второй жены. Никогда даже по голове не погладил. А я его всё равно любила. Из усадьбы ему подарки передавала. А он и не отец вовсе. За что, Константин Платонович? В чём я виноватая?

– Ни в чём, Танечка, ни в чём.

Она прижалась ко мне ещё сильнее. Боковым зрением я увидел, как на нас смотрит Киж. Мертвец всю дорогу тихо сидел в углу, закрыв глаза и изображая мебель. Сейчас же он удивлённо выпучился на меня и беззвучно открывал рот, будто собирался что-то спросить. Я нахмурился и взглядом приказал ему и дальше не отсвечивать.

Таня отстранилась от меня.

– Куда мы едем, Константин Платонович?

– В Петербург. Попробуем рассказать о тебе императрице. Если этого хочешь ты, конечно.

– А…

– Ты можешь отказаться, и мы повернём обратно. Ничего не изменится, будем жить, как прежде, и никто не узнает. Я остаюсь твоим учителем и другом, чтобы ты не решила.

– Я… Мне надо подумать, Константин Платонович.

Таня думала почти до самого Петербурга. Мы останавливались на постоялых дворах, молча обедали и также молча продолжали путь. Киж перебрался на козлы к вознице, а я читал дневник Бернулли и ждал слова девушки.

– Я хочу увидеть маму, – наконец решила Таня, – очень хочу. Вы поможете мне, Константин Платонович?

– Конечно.

– Только, – она посмотрела мне прямо в глаза, – я не хочу уезжать. Не хочу оставаться в Петербурге. Я вернусь в Злобино и продолжу учиться деланной магии. Обещайте, что я останусь с вами. Обещайте, Константин Платонович, даже если моя мама будет против.

Я взял её руку, поднёс к губам и поцеловал кончики пальцев.

– Обещаю.

Последнюю остановку перед столицей мы сделали на почтовой станции в деревеньке Тосна. Нам с Таней надо было позавтракать, а для Кижа имелось особое задание.