Из покоев императрицы донёсся шум. Я быстро вернулся к слуховому окошку и услышал в спальне голоса Разумовского, Шуваловых и лекаря-немца. Насколько я понял, Елизавета пыталась встать, но ей сделалось дурно, и она упала. Её уложили обратно на постель, но императрица стонала и требовала позвать своего врача Крузе.

– Нет его, матушка, во дворце. Уехал куда-то, не нашли, – слышал я голос Шувалова. – Вот, лекарь Петра Фёдоровича, он врачует не хуже. Прими лекарство, матушка, тебе легче станет.

Минут десять они уговаривали её выпить какой-то настой. В конце концов Елизавета сдалась и приняла лекарство. На некоторое время ей полегчало, она принялась спрашивать Шувалова о каких-то делах, попросила Разумовского принести чаю.

А затем внезапно ей стало совсем худо. У неё пошла горлом кровь, Разумовский требовал лекаря сделать хоть что-то, Шувалов звал кого-то. В покои вбежал Пётр Фёдорович, крича: «Тётушка! Тётушка!» – и требуя немедленно привести других лекарей. Поднялся такой шум, что стало невозможным что-то разобрать.

Киж прервал рассказ, достал фляжку и сделал несколько глотков.

– Вы же знаете, Константин Платонович, я чую чужую смерть, – он облизал бледные губы. – У Елизаветы началась агония, я ощутил её даже сквозь стену. Через три минуты она умерла у себя в спальне на руках у Разумовского.

Я протянул руку, забрал у мертвеца флягу и тоже приложился к горлышку.

– Едва лекарь констатировал смерть, как Шуваловы стали присягать новому императору.

Подавшись вперёд, Киж заглянул мне в глаза.

– Вам нужно уезжать из Петербурга. Сейчас же. Немедленно.

Скрипнули половицы, и мы с Кижом разом обернулись. В дверях стояла Таня, босая, в ночной рубашке, прижав руки к груди.

– Мама? Она умерла, да?

Я кивнул. Отрицать не имело смысла, она и так слышала слова Кижа.

– Мне сон был сегодня. Я почувствовала, что она…

Из носа девушки потекла кровь. Она провела рукой по верхней губе, посмотрела на пальцы, измазанные красным, пошатнулась и осела на пол, будто подрубленное дерево.

Кровотечение быстро прекратилось, но чтобы привести девушку в чувство, мне потребовалось время. А под руку бубнил и бубнил Киж:

– Константин Платонович, нужно уезжать немедленно. Формально вы в ссылке, а у нового императора на вас зуб. Помните, как он боготворил Фридриха? В прошлый раз чуть до драки не дошло. А сейчас он просто прикажет кинуть вас в Шлиссельбургскую крепость…

– Дмитрий Иванович, – не выдержав, я огрызнулся, – коли надо ехать, изволь собрать наши вещи. Отнеси в дормез и подгони его ко входу. Как только Тане станет легче, сразу и поедем.

Киж щёлкнул каблуками и умчался выполнять поручение, даже слова против не сказал.

Щёки Тани порозовели, и она медленно приходила в себя.

– Костя, – она посмотрела на меня, – только один раз её увидела, и всё…

Я обнял девушку и дал выплакаться у себя на плече. Вернувшийся Киж не стал ничего говорить и снова исчез.

– Голова кружится, – Таня вытерла слёзы, – и всё как в тумане.

– Нам нужно уезжать, – я помог ей встать, – идём, помогу тебе одеться.

– Я сама, – она помотала головой, – вот, видите, не шатаюсь и падать больше не буду.

И всё же я проводил Таню в её спальню. Но дальше от моей помощи она категорически отказалась. Так что я вернулся в гостиную и, пока ждал девушку, достал футляр с Нервным принцем. Собрал middle wand и подвесил его на пояс рядом со шпагой, а с другой стороны – кобуру с «громобоем». Дорога может оказаться опасной, так что лишнее оружие совсем не помешает.

На выходе из дома нас ждал дормез. А рядом стояли Киж и Разумовский. Бывший фаворит был пьян, так что даже глаза его остекленели. Было видно, что он на пределе расстроенных чувств и только долг держит его на ногах.