Проще признать, что у меня вообще нет матери. Но… у меня просто не повернулся бы язык.

Краем глаза я заметила, что Норд почти бесшумно поднялся с кресла, шагнул ко мне и… встал рядом уже с моим креслом. Встал на колени…

Я повернулась к нему лицом и смущённо выдохнула, когда он осторожно взял в свои руки одну мою ладонь. Нежно погладил, как будто у него в руках была не обычная девичья ладонь, а какая-то хрупкая драгоценность.

Мне стало невыносимо жарко. Захотелось сжать пальцы, чтобы лучше чувствовать… но я — я, выросшая в борделе Шайна Тарс, — не смела…

Какие у него тёплые руки. Тёплые, большие, сильные, и в то же время нежные. И надёжные.

— Шани, — сказал Норд тихо, не отрывая от меня ласкового, но напряжённого взгляда, — я понимаю, что ты чувствуешь. Конечно, это огромное разочарование. Когда я был маленьким, я считал своего отца идеалом, он казался мне лучшим человеком на свете. Но он умер, когда мне было не десять, как тебе, а двадцать с небольшим, и к тому времени я уже понял — идеальных людей на свете не бывает.

— Но он ведь не был убийцей, — прошептала я и совсем глупо шмыгнула носом, вызвав у Норда лёгкую улыбку.

— Знаешь, это спорный вопрос, на самом деле. Но чтобы разобраться, кем был мой отец, а кем не был, надо рассказывать его биографию, а мне совсем не хочется. Суть в другом. Он — вот такой неидеальный и иногда очень меня раздражающий — любил меня и гордился мной. Понимаешь, что я хочу сказать, Шани? Какой бы ни была Триш — она тебя любила. Ты ведь знаешь это.

Знаю? Да, знаю…

Я люблю тебя. Что бы ни случилось в дальнейшем, помни об этом. Я очень люблю тебя, Шани. Больше жизни люблю.

Я всхлипнула.

Мама… ты ведь понимала — когда-нибудь я узнаю правду, поэтому и произнесла тогда эти слова. В надежде, что я вспомню.

И я помню. Но… как же это сложно…

Норд чуть сильнее сжал мою руку.

— Шани… не переживай, пожалуйста. Мне невыносимо это видеть.

Только я открыла рот, чтобы спросить, почему, как он вдруг поднёс мою ладонь к своему лицу и поцеловал. Легко коснулся губами, словно это не ладонь была, а бабочка, с которой он боялся стереть пыльцу…

Я затаила дыхание и следила за его движениями с замершим от восторга и смущения сердцем.

После этого невесомого поцелуя Норд какое-то время смотрел на мою ладонь. Едва заметно улыбнулся, перевернул её — и коснулся губами запястья.

Никогда и никто. Из девочек. Борделя. Не говорил. Мне. Что прикосновение. К запястью. Подобно удару молнией…

И я не сдержала странного и безумно чувственного вздоха. Услышав его, Норд поднял голову и посмотрел на меня глазами, полными какого-то дикого голода.

Но это длилось не дольше трёх секунд. Он моргнул — и всё исчезло.

Положил мою руку обратно на подлокотник, сел на своё место и тихо сказал:

— Время уходит, Шани. Тебе пора в академию. Побудка совсем скоро.

Я с трудом кивнула, всё ещё пребывая в смущённом состоянии. И кажется, вновь начала заливаться краской…

— Ты придёшь на этой неделе? — спросил вдруг Норд.

— Приду, — прошептала я, краснея ещё больше, и даже глаза опустила. — Конечно, приду…

Разве я могу не прийти?

***

Император Велдон

Рассвет был необыкновенно ярким, пронзительно-оранжевым, с красными всполохами, будто там, на небе, горел большой костёр. Они с Хель стояли возле окна в комнате императора и наблюдали за медленно поднимающимся солнцем. Его лучи отражались в оконных стёклах, разбивались о них, и золотили всё вокруг.

Кошка неторопливо ходила по подоконнику, подняв вертикально вверх пушистый серый хвост.

— Красиво, Хель.

— М-м-мрм, — ответила она и потёрлась головой о ладонь Велдона.