— Мр-рм, — услышала я негромкое, и кошка задёргалась, выворачиваясь из объятий Эмирин. Ректор засмеялась и выпустила её. Хель тут же метнулась ко мне, прыгнула — и я поймала её в воздухе, прижала к себе, пряча лицо и ощущая, как из глаз непроизвольно начинают течь слёзы.

— Теперь она твоя, — тихо сказала Эмирин, пока я, почти неслышно всхлипывая, рыдала, уткнувшись в Хель. — Я думаю, это будет справедливо.

— Вы так считаете? — прошептала я, чувствуя острые коготки на своём плече. — Вы отдаёте мне Хель, которая любит его всего, без оговорок, а я… я — предательница.

— Вовсе нет, Шайна. Ты всего лишь сделала выбор.

— Неправильный...

— Возможно, — не стала отрицать она. — Но это не предательство. Предают после того, как делают выбор.

Я вздохнула, поднимая голову, но не выпуская кошку из рук. Она так уютно устроилась у меня на груди в области сердца, что умудрялась согревать его. Топила лёд, попавший в кровь и отравивший её могильным холодом.

— Почему вы не хотите оставить Хель Дамиру? Он же наследник, а я — никто.

Эмирин смотрела на меня, улыбаясь грустно и понимающе — впрочем, она почти всегда так улыбалась, но в этой улыбке, как и в выражении глаз, не было ничего снисходительного.

— У Дамира есть волчица. Ещё и кошка ему ни к чему.

Сказано это было с таким задорным ехидством, что я тоже улыбнулась. И почти сразу почувствовала стыд. Как я могу улыбаться, когда после его смерти не прошло и пяти дней?..

— Шани, Шани… — Эмирин покачала головой. — Я не могу читать мысли, но сейчас они написаны на твоём лице. Не стоит казнить себя за улыбки и любую другую радость. Это — тоже не предательство. Ты живая и не можешь не улыбаться. Да и он не будет рад, если ты навсегда станешь угрюмой.

— Я понимаю. Просто… — Я на секунду зажмурилась, а потом выпалила: — Эмирин, что мне делать? Скажите. Пока я занимаюсь учёбой или разговариваю с друзьями, ещё ничего, но потом, стоит остаться наедине и начать думать, как меня разрывает пополам от боли. Так теперь будет всегда? Вы давно живёте, вы должны знать точно, у вас же умирали близкие, да? И Триш, и ваш ребёнок…

— Да. — Она перебила меня, кивнув, преодолела последний разделяющий нас шаг и произнесла, погладив меня по щеке: — Поможет только время, волчонок. Много-много времени. Боль притупится, станет менее яркой, как старая выцветшая картина. Ты будешь скучать по нему, всегда будешь, но уже без неё. — Эмирин опустила руку и вдруг улыбнулась. — Когда я познакомилась с Велдоном, он только что потерял мать. И задал мне почти такой же вопрос.

— Покажите, — попросила я горячо, желая немедленно увидеть своего Норда.

— Покажу. Но не сейчас, а гораздо позже, когда ты перестанешь плакать по нему.

— Я не перестану…

— Перестанешь. Я больше не плачу по Триш, хотя когда-то мне казалось, что она забила деревянный кол прямо в моё сердце, и оно никогда не перестанет кровоточить. Но прошло время, и я отпустила эту боль. И её саму. — Эмирин вновь подняла руку, но на этот раз погладила не меня, а мурчащую Хель. — Тех, кто уходит от нас, необходимо отпускать, Шани.

Мне не хотелось отпускать Норда. Мне хотелось вернуться назад. Сказать ему, что мне плевать на его императорство, и на проклятье, и вообще на всё — мне важен только он. Он, живой, рядом со мной. Пусть я буду кем угодно — любовницей, женой, комнатной собачкой — без разницы. Главное, чтобы с ним.

Но время, увы, не имеет обратного хода.

Эмирин Аррано

После краткого разговора с Шайной она вернулась к себе в комнату. Хотела сразу перенестись в Арронтар, но оказалось, что её ждёт Дамир, нервно притоптывая возле двери и оглядываясь — до отбоя оставалось десять минут.