Слева, на третьей ступени пьедестала, – веселый толстячок лет одиннадцати...

– То-ли-и-ик!!! – восторженно визжала Лидочка Петрова.

А кодла Толика свистела как сумасшедшая!

– Генетика – грандиозная штука! – восторженно воскликнул Натан Моисеевич. – Недаром ее так мордовали еще совсем недавно!.. Посмотрите, кто стоит на чемпионском пьедестале – это же вылитый я!..

– Точно! – радостно подтвердил одноногий Ваня. – Глянь-ко, Любочка...

– Боже упаси нашего ребенка от такого сходства! – Любовь Абрамовна почуяла запах алкоголя с двух сторон. – Когда вы уже успели нализаться?!

Но Натан Моисеевич был увлечен в этот момент только генетикой:

– Причем, заметьте, через поколение!.. Лешка – типичный Серега, весь в отца А Толька – вылитый я! Скажи, Иван!.. Помнишь, в сорок пятом, уже в Польше, под Колобжегом...

– Ну, ёбть!.. Он мне будет рассказывать!.. – хохотнул Иван.

Не таясь, он сделал глоток из фляжки и протянул ее другу Натану.

– Я вас умоляю! Я про этот Колобжег уже больше слышать не могу... – простонала Любовь Абрамовна.

А в это время Толика-Натанчика награждали грамотой, вешали на шею какую-то специальную «мальчиковую» медаль...

Небольшой духовой оркестрик играл туш, от восторга визжали девочки, свистели и орали дурными голосами пацаны-болельщики...

Натан Моисеевич Лифшиц нахально отхлебнул из фляжки и гордо огляделся.

– Ты чего головой крутишь? Ищешь кого? – встревожился Ваня.

Любовь Абрамовна иронично усмехнулась:

– Ванечка! Он ждет, что сейчас кто-нибудь крикнет: «Смотрите! Это дедушка чемпиона!!! Они же буквально одно лицо!!!»

У входа в раздевалку, в окружении десятка пацанов из «наиболее приближенных», стояла Лидочка Петрова. В руках она держала медаль Толика и его грамоту победителя. Все ждали Толика Самошникова, который в это, время...

..голый, весь в мыльной пене, стоял под жалкой струей проржавевшего душа детской спортшколы своего района.

В соседней кабинке мылся толстячок, занявший третье место в весовой категории Толика-Натанчика.

– Ну, падлы!.. – с веселой злостью кричал толстячок. – Так клево, что ты его придавил, Толян! А то ведь они, дешевый мир, заявили этого вонючего Зайца по липе – ему еще в феврале четырнадцать исполнилось! А они в заявочном протоколе – ему, с понтом, двенадцать поставили, бляди!.. Он вооще не имел права в школьных соревнованиях участвовать! Он уже год в пэтэухе чалится... И главное, кто его заявил?! Та же школа, которая его и вышибла!.. Ну надо же?! Взрослым вооще ни на грамм верить нельзя!

– Ты-то как в полуфинале проиграл ему, Котик? Я смотрел – ты же так его мудохал, что ему вроде и деваться было некуда... И вдруг!..

– А я, когда перевел его в «партер» и только хотел «накатить», он мне и шепчет: «Не ляжешь – зарежу!» Ну, я и... – нехотя признался Котик.

– Эх ты, Котик-обормотик... Что же ты мне раньше не сказал?! Мои пацаны этому сраному Зайцу такое бы устроили! – сокрушенно проговорил Толик-Натанчик и вышел из душа.

Но тут в раздевалку вошли растерянный тренер Толика и двое молодых людей в застегнутых пиджаках. У одного пиджак сзади оттопыривался – там была кобура с пистолетом.

Из второй душевой кабинки вылез толстенький голый Котик.

– Который из них Самошников? – спросил один у тренера.

Тренер не успел ответить. Второй опер усмехнулся, сказал напарнику:

– Стыдно, коллега... Кто же в нашем районе Толика Самоху не знает? Да, Толик?.. А у дверей там – вся его хевра расположилась. Или нас увидела и разбежалась? Ну-ка, глянь.

Напарник приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Не было там ни одного пацана. Стояла лишь растерянная Лидочка Петрова, держала в руках грамоту и медаль Толика Самошникова...