– Господин Александр! – Обратился он ко мне. – Вы позволите мне так Вас называть?

– Как Вам будет угодно! – Я постарался сказать это со всей возможной учтивостью.

– Благодарю! Господин Александр, – продолжал хозяин лавки, – Вы сейчас дали мне очень ценный совет. И я хотел бы отблагодарить Вас. – Тут он слегка смутился. – Вам, помнится, приглянулся один из моих ножей. Окажите милость – примите в подарок! Не побрезгуйте.

– Соглашайтесь! – Громким заговорческим шёпотом посоветовал Шен.

– Почту за честь! – сказал я, слегка склонив при этом голову так, чтобы это походило на лёгкий вежливый поклон благодарного человека.

Мне были вручены нож, ножницы и бритва в хорошем и, наверное, дорогом кожаном футляре. Я убрал всё это во внутренний карман сюртука.

Роман-Григорич вдруг вздрогнул, как будто его что-то изнутри кольнуло.

– Миколка! Ты за деньгами, шельмец, ходил и не принёс! – накинулся он на потенциального переговорщика.

– Да как же не принёс, Роман-Григорич! – изумился Микола, и вынимая из кармана штанов деньги протянул их хозяину. – Вот они, и золотой тут, как Вы и наказывали!

– А почему сразу не отдал? – Сдвинув «грозные» очи, вопросил Роман-Григорич.

– Да Вы же сами его то туда пошлёте, то сюда! – заступился за приказчика китаец.

Михайлов не нашёлся, что сказать. Наверное, поэтому промолчал. А Шен тем временем, посмотрев на слесаря-переговорщика усмехнулся и произнёс:

– А ведь ему пора идти. Время не ждёт. – Потом повернулся к хозяину лавки. – Не Вы ли, любезнейший Роман Григорьевич, говорили мне: «куй железо пока горячо»?

– Да-да, верно. Ты, Миколка, собирайся, возьми бритву для Ивана ихнего и иди, – и уже в след уходящему посланцу: – Ты всё понял-то?

Тот остановился почти уже в дверях и, обернувшись с видом страдальца произнёс:

– Да понял я, понял. Пойти в тюменский обоз, найти Ваньку какой седни против Трошки выходил, сказать, что с барином шли в лавку, да посмотреть задержались. Всё и видели. Сказать, что барин осерчал за такую лукавость, да и сам вышел. Ну, его-то Ванька, чай, видел. Вот значится, – Микола перевёл дух и продолжил: – А Вы, стало быть, барину-то бритвочку-то возьми и да подари. А он барин, значится, про ево, про Ваньку-то, тоже словцо замолвил. Ну, вот оно… стало быть… и всё. А… ну, и бритву енту самую Ваньке и презентовать прилюдно.

Михайлов аж руками всплеснул.

– Вот, как Вам это нравится, милейший Шен Косиджанович?! Вы только послушайте, как этот олух разговаривает! Ну, это же надо в одной фразе у него и «енту» и «презентовать»! Каково?! – Роман-Григорич посмотрел на обалдевшего Миколу и, обреченно махнув рукой, промолвил: – Иди уже.

Микола вышел. Китаец посмотрел ему вслед, потом обратившись к хозяину лавки сказал:

– Вы только не ругайте его, когда вернётся, – и, видя, что тот не до конца понял его мысль: – Напьются они там. Побратаются и напьются.

Михайлов только рукой махнул:

– Это ладно. Лишь бы дело сделал!

Китаец осмотрел меня с ног до головы. Я совсем не понял, с чего он решил уделить столь пристальное внимание моей внешности, но с расспросами торопиться не стал: наверно, сейчас сам расскажет.

А Шен тем временем произнес, обратившись к хозяину заведения:

– Любезнейший Роман Григорьевич, нам с Александром Константиновичем пора откланяться! – И он действительно поклонился, и добавил: – Дела, знаете ли.

Любезнейший Роман Григорьевич поклонился в ответ.

– Захаживайте к нам, не забывайте! – сказал он напоследок.

Я тоже поклонился ему со всей изящностью, на которую был способен. Михайлов поклонился мне. Раскланявшись вот таким вот образом, мы и расстались.