Надеюсь, Карпатов меня не заметил.

– Если у вас есть совесть, то вы выйдете на ближайшей остановке! – Заключает с важным видом.

Я открываю и закрываю рот. Мне прям действительно больше нечего сказать.

Приличных слов нет. Есть дикое желание послать этого мужчину нафиг.

А меня прям очень сильно бросает по эмоциям из стороны в сторону. Увидеть Сережу я ну совсем никак не ожидала.

Делаю глубокий вдох и разворачиваюсь к мужчине, что никак не желает успокаиваться. Заводит меня и весь салон.

– Знаете что, – в открытую смотрю на него. – Я очень рада за вас, что вы что-то бы придумали. Увы, я не обладаю столь тонким умом, раз ничего не смогла придумать лучше, чем забраться в автобус.

– Ну да, – ухмыляется. – Яжемать.

И последнее слово срабатывает на меня сильнее, чем красная тряпка на быка.

– Уж лучше я буду яжематерью, чем вообще ей не стану, – со злостью отвечаю ему. – А раз вы смеете выгонять меня и детей на улицу из автобуса, то сами так и не стали отцом. Искренне вам в этом сочувствую!

Демонстративно отворачиваюсь и больше не собираюсь вести с ним диалог. Ему никогда не понять, в какой ситуации я оказалась.

Внутри все трясется от сдерживаемого гнева, на глазах наворачиваются слезы от досады и обиды из-за тирады в свой адрес, ведь я понимаю, что в какой-то степени этот мужчина прав.

Руки дрожат после пройденного с детьми расстояния, ноги болят.

– Мам, а почему дядя на нас ругается? – спрашивает Ярик, с интересом посматривая на мужчину.

– Потому что у нас папы нет? – наотмашь ударяет своим вопросом Свят.

– Нет, малыш, – отвечаю, судорожно глотая воздух. – Просто он не знает, как тяжело идти домой по таким сугробам, когда у тебя двое деток и если очень сильно метет.

– А если б был папа, то он нас довез на снегокате до дома? – интересуется Святик.

– Он бы нас на машине прокатил, – мечтательно произносит Яр.

Просыпаюсь утром и с трудом вспоминаю, что же было вчера. Рядом со мной на кровати валяется новогодняя шапка…

Сажусь. Голова едет, во рту словно нагадило две сотни котят.

Вот это проводил с друзьями год. Капец какой-то.

– Вовк, – зову друга. Он почему-то дрыхнет рядом со мной. – Вовка, вставай! – тормошу его за плечо.

Ноль эмоций.

М-да… Весело.

Поворачиваю голову вбок и понимаю, что меня дико мутит. Черепушку вот-вот от боли в клочья разорвет.

Пить нельзя. Особенно сверх нормы. Особенно в компании старых друзей.

Чувствую, как рядом со мной вибрирует телефон и понимаю, что я должен ответить. Поворачиваю голову в сторону и ловлю оглушающий колокольный звон.

Ну нафиг. Лучше этой частью тела вовсе не двигать.

Принимаюсь шарить по матрасу рукой, двигаю кисть в сторону вибросигнала и упираюсь пальцами в жужжащий предмет. Крепко сжимаю.

– Алло, – хриплю в микрофон. В динамике раздается невнятное бульканье. – Алло, – повторяю. – Вас не слышно.

– Серый, ты где, блин? – сквозь гул все-таки разбираю голос Данилецкого.

– Колян, твою мать, – отмахиваюсь от него. – Дай поспать.

– Какое нафиг спать? – ухмыляется друг. – У тебя встреча с корреспондентами через час.

– Че-го? – окончательно охреневаю.

Сон как рукой сняло, зато в висках пульсирует просто с неимоверной силой.

На том конце провода повисает тишина. А затем раздается ржач.

Друг решил приколоться надо мной, используя мою нынешнюю полную небоеспособность.

До кухни бы доползти… Хоть чая зеленого с лимоном сделать…

А тут, друг, блин! Издевается, используя свое положение.

– Данилецкий, тебе конец! – рыча, его предупреждаю.

– Да прям испугал, – продолжает ерничать. – Дрожу, дрожу.