Пальцы перестали стучать по рулю и замерли, а потом сжались в кулак так, что даже костяшки побелели.

— Выпусти меня. Я тебя видеть не хочу, — повторила Катя.

Во рту было сухо, хотелось пить, ей вообще казалось, что она усохла как пустынная колючка. Неожиданно руку накрыла крепкая и теплая ладонь.

— Ты даже представить не можешь, что я пережил, когда увидел тебя в этой подсобке и его руки на тебе. Для меня мир перевернулся, Катенька. Если бы ты не повернулась к камере, и я не увидел твое лицо, охрана бы не вмешалась. Я готов был его убить прямо там, меня из-за этого к вам не пустили. Потом я не мог тебя найти, я же не знал, что ты в туалете спряталась. И когда тебя увидел в платье этом, меня по новой накрыло. Это же отвал башки, Катя! Для меня ты ни разу так не оделась!

Пока Катя медленно соображала, что она только что услышала, Клим притянул ее за подбородок, и ее совершенно добило выражение вглядывающихся черных глаз.

Какой-то совсем причудливый коктейль в них плескался — и боль, и злость, и раскаяние, она будто видела наяву разноцветные сполохи. И еще что-то неясное, очень теплое и нежное. И незнакомое.

Клим долго смотрел на Катю, будто пытался запомнить каждую черточку ее лица, а когда заговорил, она чуть не съехала по спинке сиденья вниз.

— Я хочу, чтобы ты приехала ко мне из-за меня, Катя, понимаешь?

Она медленно покачала головой, потому что ничегошеньки не понимала.

— Не для того, чтобы кому-то что-то доказать или отомстить, а когда ты сама меня захочешь.

— Не переживай, Клим, я не собираюсь вешаться тебе на шею, я…

— Ш-ш-ш, — он легонько прикоснулся к ее губам пальцами, а она едва удержалась, чтобы не поцеловать эти пальцы. Определенно, их тела живут своей отдельной жизнью, и между собой у них выходит договариваться куда лучше, чем у их хозяев. — Не говори ничего.

Аверин достал из бардачка салфетки и начал вытирать ей лицо. Причем делал это медленно и осторожно, будто получал удовольствие просто от того, что прикасается, и Катя замерла, чтобы не нарушить эту звенящую тишину.

Как будто грань мира начиналась сразу за окнами «Ламборгини», и дальше не было ничего, а между ними одна за другой натягивались нити, крепко-накрепко привязывая ее к Климу.

— Я буду ждать, — он приблизился, чтобы поцеловать, и Катя опомнилась. Она же смертельно оскорблена!

Отпрянула, чуть не стукнувшись затылком о дверь, но Аверин поймал и прикрыл затылок ладонью. Понял и улыбнулся.

— Сказал же, никуда ты не денешься.

Ну зачем он так сказал? Конечно, у нее сразу же включился внутренний движок противостояния.

— Обойдешься, Аверин. Жди, сколько влезет, сегодня у меня явно было помрачение. Приду домой, померяю температуру. Открой дверь.

Почему он смеется? У нее ведь сейчас довольно грозный и неприступный вид, она специально мельком глянула в зеркало. Клим завел мотор и, сорвавшись с места, подъехал к самому подъезду.

Щелкнули задвижки, Катя дернула дверь и выскочила на улицу.

— Спокойной ночи, Катя! — он улыбался, а Катерина не могла понять, что его так развеселило. Ничего не ответила, одернула платье, гордо распрямила плечи и скрылась в подъезде. Из-за спины донеслось: — Жди меня, я тебе сегодня приснюсь!

— Я тебе тоже, — бросила через плечо, не заморачиваясь, услышал Клим или нет. Отгородившись дверью, почувствовала громадное облегчение. И только дома обнаружила, что забыла в машине свои многострадальные туфли.

***

Конечно, он ей приснился. Еще бы, чтобы Аверин да упустил такую возможность! Сон был из той серии, что Катя и краснела, и бледнела, глядя на отражение в зеркале ванной. Даже холодный душ не помог.