Ему и в лучшие-то годы всегда было мало успеха, когда повсюду приглашали – следил, пригласили ли первым, и требовал себе билет в бизнес-классе, чтобы всем было ясно: он номер один.

Теперь годы не лучшие: новые детективщики появились. А еще возраст на него напал, для мужчины трудный: я-то понимаю, у каждой эпохи свои подрастают леса, а он возмущается «какие такие леса, когда я сам еще выше всех».

Я тоже люблю успех, иногда как подумаю с утра: «Я достойна быть в лучших музеях мира или хотя бы на Венецианской биеннале». Но я потом смеюсь, а он плачет: туда не пригласили, сюда не позвали, все пропало!.. Бедный мой Братец Кролик.

Ох, ну и глупо же мне жалеть его! Пусть бухгалтерша его жалеет. И третью главу пусть бухгалтерша придумывает, дебет сводит с кредитом. Это я по привычке встала в стойку – жалеть, лечить спину, говорить «Не пригласили? Кто они и кто ты?!», придумывать третью главу.

О-о, да, чуть не забыла: пусть теперь бухгалтерша оформляет его книги! Я оформила сорок три книги. Свой художник, не тот, кто дан издательством и безразличен к книге, часто даже не прочитал ее, а тот, кому книга прочитана, кто любит персонажей и понимает замысел, – это благодать и удача для автора. А уж художник, который бесконечно делает рисунки, обсуждает варианты обложки (и на двадцать пятом варианте слышит «вот теперь, кажется, что-то начинает получаться, попробуй еще…»), – таким художником-благодатью может быть только жена… Вот пусть теперь бухгалтерша рисует!

Я хотела рассказать Братцу Кролику о невероятных совпадениях этого дня (я ведь привыкла все ему рассказывать). Как Аннунциата случайно устроилась консьержем в дом на Мойке, как я случайно заменила ее именно в тот день, когда Господин в пальто выносил мусор, как случайно заглянула в пакет из магазина «Лэнд» и обнаружила там потерянный фрагмент знаменитой картины Татьяны Глебовой и Алисы Порет… А Братец Кролик улыбнулся бы: «Как сказал Пастернак, чем случайней, тем вернее…» и «Ну, блин, ты даешь, Лис!». И спросил (мы все же детективщики с ним, не упускаем деталей): «А два других холста с квадратами и треугольниками, это – что? Может быть, все-таки Малевич?..» Ох, Малевич… у меня мурашки побежали по коже.

Кстати, о ценности находки. Надо ли вернуть холсты Господину в пальто?.. Вопрос теоретический: не верну ни за что! Он отдал мне фланелевый халат, значит, и содержимое фланелевого халата мое! Он и знать не хочет, что с ним, также как не хочет проследить за судьбой ботинок. Ботинки я вынесла во двор, и через минуту их будто корова языком слизала.

Мне очень хотелось рассказать, но я не рассказала: теперь у меня есть личная жизнь.

… – Ну, Братец Лис, удачи тебе на твоих глупых путях…

Сердце мое сжалось от жалости. Как сильно он скучает по мне, по нашему дому (не знает, что там в каждой комнате студент с девочкой), по нашим вечерам: как мы работаем вдвоем, и вдруг кто-то из друзей постучится к нам, и мы переглядываемся: «Ну что, будем выпивать или работать?» – «Выпивать, конечно».

И тут со мной случилось озарение. Я посмотрела на вещи с другой стороны: я должна помочь Братцу Кролику достойно выйти из этой ситуации. Должна помочь ему вернуться. Дать ему время достойно завершить отношения с бухгалтершей. Сорок лет жизни не стоят моей женской гордости! Тем более у меня ее не так уж много. Еще папа замечал, что у меня с женской гордостью проблемы, в том смысле, что не так уж ее и много… А как обрадуются наши друзья, что мы опять вместе и можно постучаться к нам в любую минуту! А что он к ним приходил с бухгалтершей, так я прощу, уже простила…