Мама глубоко дышит, стараясь успокоить дыхание, а затем смотрит четко на меня.

– Спрячь детей!

– Что? – не понимаю, что она имеет в виду.

И как она себе это представляет? Она не замечает от меня отклика и обращается уже к балующимся близнецам, которые прыгают на старинном кресле, пытаясь на нем поместиться вдвоем.

– Так, Том и Гектор, верно? Как вас там… – слегка морщится, даже имена запомнить не может, кажется. – Никакая я вам не бабушка, поняли?

– Мама! – подбегаю к детям и пытаюсь прикрыть им уши, но рук катастрофически не хватает, а от Олега помощи ждать и не стоит.

– Что «мама»? – фыркает. – Зовите меня Стефания, ясно?

Затем выпрямляется, когда на пороге появляется представительный мужчина.

– Григорий Александрович, так рада вас видеть. Как раз к завтраку подоспели. Присаживайтесь, Глафира принесет вам приборы. Вы же не откажетесь от чашечки кофе?

И эта поразительная мамина метаморфоза окончательно выводит меня из себя. Вот оно, истинное лицемерие Стоцких – на людях милые, обворожительные люди, дома же – тираны и деспоты, показывающие свое истинное лицо. Скрежещу зубами, прикрываю глаза, делаю глубокие вдохи-выдохи. Стискиваю кулаки… Не помогает.

– Доброе утро! – раздается приятный баритон гостя. – Надеюсь, не помешал?

– Нет, что вы, мы все так рады вас… – лопочет было мама, но договорить я ей не даю.

Резко встаю, практически опрокидывая стул назад. Нервы сдают окончательно. Терпение, до этого висевшее на волоске, лопнуло. Как она смеет так отвратительно вести себя при моих детях, ее родных внуках, и в то же время лебезить перед каким-то незнакомцем?!

– Мы уезжаем! – говорю резко, сама поражаясь грубости собственного тона.

Все в таком шоке от меня, что смотрят пристально, не отрываясь. Вот только мама – единственная, кто больше обеспокоен мнением гостя.

– Я, видимо, не вовремя, – говорит он, неловко переминаясь с ноги на ногу и переводя взгляд с меня на мать.

Последняя кидает в мою сторону предупреждающий взгляд. В детстве я его опасалась. Он не сулил мне ничего хорошего. Вот только сейчас мне нет никакого дела до репутации семьи Стоцких. В конце концов, я уже давно не ношу эту гнилую фамилию.

– Ев, – осторожно трогает меня за руку Олег, почему-то не раздражаясь, как обычно, а окидывая взглядом мою фигуру. – Не кипятись, с кем не бывает. Может, нам стоит?..

– Нет, мы не останемся в этом доме, где ни во что не ставят моих детей! – заявляю твердо, взбешенная тем, что муж не поддерживает моих решений, особенно в присутствии посторонних.

Я ведь для него это делаю... Делала... И выдергивая руку из ладони мужа, спешу к лестнице. Но возглас матери заставляет меня остановиться и замереть на первой ступеньке.

– Ева! – кричит она, бросая гостя стоять посреди столовой с открытым от изумления ртом.

Она догоняет меня с искривленным от ярости лицом, затаскивая в библиотеку и захлопывая дверь. Поджимаю губы. Что, не хочет, чтобы нашу ссору слышал ее разлюбезный гость?

– Я вас не пущу! – раздается истеричный визг, аж уши прочистить хочется. – Что о нас подумают люди? Скоро намечается аукцион! Не позорь меня перед Ролдугиным!

Оборачиваюсь и окидываю ее презрительным взглядом.

– Ты сама себя опозорила, мама. Только и думаешь об общественном мнении. А что у нас за отношения в семье, тебя и вовсе не волнует, правда? Или как тебя называть? Стефания? Ах да, забыла, ты же Степанида!

– Мелкая паршивка, – цедит с яростью сквозь зубы мать, сжимая губы и становясь похожей на злобную ведьму из сказки. – Могла бы и пойти мне навстречу. Разве я многого прошу? Отец в больнице, так что я – за главу семьи, будь добра подчиняться! – переводит дыхание, скалится. – Мало того, что из дома сбежала и вышла замуж непонятно за кого, без нашего одобрения, между прочим, так теперь характер мне вздумала показывать? Могла бы и раньше детей привезти, а не подачки нам сейчас кидать, еще и не вовремя так. Меня не жалеешь, так хоть перед сестрой бы постыдилась, даже на свадьбу к ней не приехала. И смотри, что теперь. Она даже ребенка не может родить.