Я молчал. Сказать, что это был не я, было опасно. И не поверил бы он. Мой родной измученный почти сломанный сын. За эти пятнадцать лет было много всего. Тревог, огорчений, детских болезней, обид. «Почему ты не женишься на маме?» Боли в его глазах из-за моего честного: «Я больше не люблю её, Сашка». Но и счастья, доверия, нежности и радости.

 Переходный возраст наступил как-то слишком быстро. Я подсунул сыну дело. Часть своей любимой работы. Поначалу всё стало только хуже. У него не выходило, он злился, скандалил, делал ошибки. Потом получилось. Он стал моим самым юным менеджером. Учился, стажировался, работал со мной, привыкал к тому, что я люблю его, но ничего ему не спущу. И к тому, что он может завалить продажи, может не сдать экзамены, даже сломать что-то в отлаженном механизме  компании, но останется моим любимым сыном. Работа на втором месте, родные и любимые на первом. И работал-то я ради них.

  Были ли родители у Сашки здесь? Любимая работа по ходу была. И еще какая. Поднимать мертвецов. Такое и в страшном сне мне не могло присниться.

  – Держись меня. Останешься жив, – наконец обдумал я и произнес коротенькую важную фразу.

   – Я слуга смерти. Я не боюсь её, – ответил он едва слышно.

   – Я видел смерть. Она стояла так же близко ко мне, как сидишь ты сейчас. Смерть не может быть благосклонной. Ты  её слуга, но для неё это неважно, – вырвалось у меня, прежде, чем я успел подумать, -- перед нею все равны.

Он не поверил мне. Отвернулся, замер.

Я же заметил, что у него потекла кровь. Тряпки на запястьях стали влажными. Алые капли покатились на каменный серый пол.

  – Андерс, мне нужно полотно, надо перевязать мальчика, – поднялся я и шагнул к бойцам.

 – Какого мальчика? – Андерс развязал мешок, достал бинты из серого холста и вдруг замер, сжимая ткань. – Некроманта?!

Они опять смотрели злобно. Все.

 – Если бы я верил во всякую глупость про переселение душ, я бы решил, что нашего кэпа подменили, – выдохнул русый длинноволосый. – Но я не верю в бабские сказки, поэтому предостерегаю, кэп, некромант – враг нам, не стоит с ним носиться. У нас с некромантами война. Этого-то вы не могли забыть, кэп?

  – Его надо перевязать, чтобы не истек кровью, – буркнул я, – чтобы шел сам. Я буду бинтовать, вы страховать, Андерс, Хэнк.

 Они встали напротив нас, торопливо проглотив последние куски лепешек и вытащив мечи.

 Мальчишка смотрел опять странно, а потом не произнес ни звука, хотя понятно было и без слов, что ему очень больно.

 Я снял ремень с его рук. Потом начал отдирать тряпье. В нескольких местах грубая ткань присохла  к ранам намертво. Я потратил драгоценную воду, чтобы смочить повязки и снять их менее болезненно. Бойцы молчали, только кривились изо всех сил. Я промыл израненные запястья мальчика. Как всегда мне было больно. Каждая его царапина вызывала огорчение в том мире, а здесь были совсем не царапины, а глубокие воспалившиеся раны.

  – Благодарю, – прошептал мальчишка, опять поглядев мне в глаза, когда я уже стянул его руки ремнем.

  – Не за что, – буркнул я, приказав, – идите за дровами и какой-нибудь дичью, Андерс - твое дежурство первое, вдруг нежить очнется к ночи.

  И сел поближе к мальчику.

  Они послушались, Таки и длинноволосый вышли, прихватив трофейный арбалет, отобранный у какого-то мелкого вурдалака. Андерс устроился на подоконнике. На темно-синем небе появились звезды, и в одном из узких окон вынырнул узкий совершенно земной месяц.

  Мальчик сопел едва слышно, Хэнк осматривал свое оружие.