Сегодня я ощутил всем своим существом эту связь человека земли с любовью и заботами трудящегося неба. Я понял, что не только в идеях и высоких словах я должен искать возможностей передать земле труд великих братьев живого неба. Не в теориях и обетах должна выражаться любовь моя к родине. Но я должен во всём благородстве проникать в дух встречного человека. И любовь к брату-человеку – это не фантазии и не мечты, не созерцательная форма молитв и мантр, а действенная форма труда в самом простом дне. Иллофиллион говорил мне всё это, говорил, что нет серых будней, а есть то, что мы сами в них творим, но я понимал это всё головой, восхищался, пленялся, но… любовь моя молчала. Она всегда казалась пленительным маяком, пока была «любовью к дальним». Но стоило мне соприкоснуться с ближними, как любовь моя выливалась в раздражение. Сегодня, Станислав, всё моё существо трепетало в огне Любви, которую изливали мне Старшие Милосердные Братья, не спрашивая меня, что я им дам взамен, но окружая меня куполом своей любви и защиты, чтобы я мог разделить их труд в моей чистоте. Я чувствую в себе их силу, точно мощный огонь. И разговаривая сейчас с вами, я счастлив, потому что чувствую, как передаю вам эту движущуюся силу их огня. То, что так заставляет вас страдать при вашей любви к людям – ваш дар приводить людей в полосу страданий в то время, как вам хотелось бы нести каждому только радость, – не должен вас мучить. Перестаньте думать о себе, забудьте, что вы входите вестником временного горя. Горе в виде отсутствия бытового благополучия – это иллюзия. Вам следует помнить только о том, что вы – сотрудник живого неба и вводите людей в очищающую струю скорбей. Люди просыпаются к внутренней жизни и получают возможность сбрасывать с себя нарастающие корки эгоизма, чтобы вступить на путь Света. Вот всё, что я могу вам сказать. Конечно, Иллофиллион скажет вам много больше и введёт вас в новый круг понимания и труда. Моя же встреча с вами – благословенный миг. Вам первому я удостоился счастья и чести подать мой перл чистой радости, мою дивную жемчужину Любви, которую мне подарили мои великие друзья.

Я обнял ещё раз Бронского и нежно гладил его прекрасные руки, которыми он закрыл лицо и по которым сейчас текли слёзы. Мы стояли в этой позе, когда на плечо каждому из нас легла чья-то рука, и я увидел обнимавшего нас обоих Франциска.

– Я вас искал, мои дорогие друзья.

Бог мой! Ничего не было особенного в этих простых словах. Но лицо Франциска, его глаза, звук его голоса – всё было таким потоком ласки и любви, что я понял, почему его называли святым среди народа, и его простые слова проникали мне в сердце, как слова великого мудреца: «Придите ко мне, и я утешу вас».

При звуке голоса Франциска Бронский опустил руки, взглянул на него и, очевидно, впервые понял, как и я, что такое Любовь в человеке. Он опустился на колени, приник к Франциску, взял обе его руки в свои и зарыдал.

Все моё сердце перевернулось от этих рыданий. Я тоже опустился на колени рядом с ним, обнял его, также приник к Франциску и молил живое небо, моих друзей Флорентийца и Али разделить тяжесть трудных страданий Бронского, помочь ему перейти в иную ступень понимания его земной жизни и труда в ней.

Рыдания Бронского говорили о невыносимой тяжести сердца, о пытке, которую он нёс. Руки Франциска гладили его по голове, он наклонился над Бронским и тихо, нежно улыбался ему. Я перестал видеть в стоявшей перед нами фигуре Франциска. Я видел сейчас одну Любовь, которая светилась вокруг его головы и всей его человеческой формы и разрасталась в светлое облако, окружая его кольцом.