Я всем существом внимал словам Иллофиллиона, но… Впервые мне казались его слова недосягаемыми для обычного человека, простого смертного, каким был я…
Иллофиллион ласково посмотрел на меня и по обыкновению прочитал до дна мои мысли и чувства.
– Мера вещей, Лёвушка, меняется параллельно крепнущему духу человека. И то, что кажется нам недосягаемым сегодня, становится простым действием завтра. Это завтра растяжимо для каждого человека по-своему. Оно так же индивидуально неповторимо, как и весь путь человека.
Для одного – мгновения, для другого – века. И в течение этого завтра вся жизнь делится на этапы героических напряжений духа человека. Но обретение каждым той силы, которая продвигает его самого, а через него – и энергию Учителя в его окружение, достигается человеком лишь тогда, когда даже героическое напряжение, воспринимаемое как подвиг, становится для него лёгким, простым, привычным трудом. Не допускай никогда, дитя моё, унылого чувства «недосягаемости» перед величием духа другого человека. Всегда радостно благословляй достигшего больше тебя и передавай ему свою радость, чтобы ему легче было достигать ещё больших вершин.
Проще, легче, выше, веселее. Эти слова Али – целая программа для каждого. Эти слова говорят о том, что высота духа – не иго, не отречение и не подвиг, а только полная гармония. Она выражается в постоянной, ни на минуту не нарушаемой радостности. Радостности именно потому, что человек живёт в Вечном. А живя в Вечном, он видит это Вечное во всех мирах, где он сам гостит в тот или иной момент своего духовного и физического роста.
Мы подошли к сторожке Мулги, который радостно приветствовал нас и немедленно доложил мне, что Эта живёт у настоятеля в его покоях и бегает за ним, почти не разлучаясь. Когда же, подчиняясь приказанию Раданды, ему приходится остаться дома, то он усаживается на кресло настоятеля, к полному смущению его келейников, и никого к себе не подпускает, обнаруживая весьма строптивый нрав. Я представил себе картину борьбы Эты с келейниками, нарушающую тишину в чинных покоях настоятеля, и от комичности этой сцены залился смехом, совсем забыв о чинности места, в котором нахожусь. С трудом я совладал со своим мальчишеством, и то не без укоризненного взгляда Иллофиллиона.
Не успел я снова стать воспитанным, как услышал радостные вопли Эты, мчащегося ко мне через весь двор. Во многих окнах появились лица, но, к моему счастью, ласково улыбавшиеся. Никто не выражал мне упрёка ни за мой смех, ни за беспокойное поведение моего белоснежного друга. Я ждал, что Эта немедленно очутится на моём плече, но, видно, ряд удивляющих сюрпризов на сегодня ещё не закончился.
Не добежав до нас шагов трёх, проказник остановился, распустил свой хвост – кстати сказать, я впервые увидел, как вырос его хвост и какую царственную красоту и великолепие он обрёл, – высоко поднял свою прелестную головку, а затем низко-низко склонился к земле, почти касаясь её своим хохолком.
Поражённый этим невиданным фокусом моего друга, я, конечно, не замедлил вспомнить прежнее время и превратился в полном смысле слова в «Лёвушку – лови ворон». Эта отдал свой первый поклон Иллофиллиону, затем выпрямился и точно так же поклонился мне. Затем, сочтя, что он достаточно познакомил меня с новым воспитанием, которое получил в Общине, закричал довольно пронзительно и тут уж дал волю своей радости свидания со мной. Он бросился на меня, и я исчез под его крыльями; он скакал по моим плечам и рукам, тормошил клювом мои кудри, словом, добился желанного результата: я был растрёпан и весь в поту, одежда моя была мокра и измята, а вокруг меня образовалось кольцо смеявшихся людей. Я был совершенно смущён и бессилен унять темпераментные восторги Эты. Наконец, натешившись вволю и, очевидно, утомившись от своих гимнастических упражнений, Эта уселся на моё плечо. Я стоял весь красный, но не успел подумать о своём внешнем виде, так как увидел Раданду, от души смеявшегося проделкам Эты, и услышал его слова: