Я намеренно не спрашивала, что внутри круглого металлического футляра, знала, мне это не понравится.

— Да.

— Твоя свобода.

Берта скользит по барной стойке белым конвертом, царапает его края красным ногтем.

— А может, останешься? — Она вновь пододвигает конверт к себе. — Я тебе таких клиентов найду, в шоколаде будешь. А можно и на содержание пойти, на примете есть один до неприличия богатый шейх.

— Нет, я уж как-нибудь без шоколада и шейхов.

Выдергиваю конверт из ее цепких лапок, внутри мой паспорт, немного наличных денег, электронный ключ от номера этого отеля и билет на вечерний рейс в Москву.

Сука, так на родину захотелось, в слякоть, грязь, в промозглую серую столицу, в свою студию на Теплом Стане с вечно лающей под окном собакой и соседкой с тремя детьми.

— Зря, ты перспективная.

— Не думаю, что для без пяти минут выпускницы вуза с красным дипломом и знанием трех языков это единственный стоящий вариант.

— Да, у нас язык важен, но в другом месте.

— Смешно.

— Ну, тогда удачи, подруга.

— Служу России, — вырвалось как-то не по-доброму, но как уж смогла.

Кое-как спустившись со стула, медленно иду через холл, благо народу никого, лишь на ресепшене девушка и заселяющийся мужик. В лифте сняла туфли, а когда подняла голову и посмотрела на себя в зеркало, захотелось заплакать.

Прижав ладонь к губам, чтоб не сорваться в бабскую истерику, зашла в номер. Прямо посередине стоял мой чемодан, рядом — сумка. Наконец, содрала с себя мужскую рубашку, которую я прихватила, убегая засветло. Сейчас горячий душ, успокаивающий чай, крепкий сон, а вечером домой.

Что было, то прошло.

Где та тонкая грань между «сама виновата» и «стечением обстоятельств»? Ее нет, будем считать, что это все моя ошибка. Двойная ошибка.

Но как только оказалась под горячими потоками воды, на меня обрушились фантомные боли воспоминаний. Я все помню: касания, ласки, голоса, жесткие толчки внутри своего тела, вкус спермы во рту. Язык и пальцы мужчины, доводящего меня до не помню какого по счету оргазма.

Что есть порок и где его границы?

Между ног влажно, воспаленно, провожу пальцами между ягодиц, вздрагиваю, касаясь тугого колечка ануса.

Я взрослая девочка, я пошла на все сама и получила незабываемый опыт и ни с чем не сравнимое до этого дня удовольствие, приправленное страхом. Когда обострены все чувства, когда твое тело как натянутая струна, нервы лопаются, обрушиваясь незнакомыми эмоциями.

Правой ладонью накрываю крест на ребрах.

— Прости меня, — без звука, одними губами, — я знаю, ты простишь. Ты всегда прощал.

Не хочу, но плечи уже вздрагивают, прошло столько лет, но почему так кроет именно сейчас? Именно здесь, после того, что случилось?

Боль скручивает нутро, сводит мышцы, мое тело сегодня жило своей жизнью, оно как будто очнулось от долгой спячки, взяло все, что упустило за эти годы.

Но это все ошибка.

Ошибка, которую нужно забыть.

Клим и Марк.

Марк и Клим.

Шах и Марк.

Шах и Мат.

Эти имена забыть будет трудно.

5. Глава 5

— Неужели такая скромница?

— Ты что-то имеешь против скромниц?

— Нет, но с ее профессией это странно.

Лежу голая, на меня пялятся двое практически обнаженных мужиков, при этом комментируя, бросая шуточки, словно я резиновая кукла и ничего не слышу.

— Вообще-то, я не проститутка.

— Да это уже неважно, Мила, или как там тебя?

Меня снова дергают за ногу, до боли сжимая лодыжку. Марк оказывается рядом, как раз между моих широко разведенных коленей, ведет другой рукой по бедру.

— Смотри мне в глаза, смотри, дыши, да, вот так, умница. Не сопротивляйся, ты ведь неглупая девочка, знаешь, что бывает, когда даешь отпор.