– А кто-нибудь еще разделяет его мнение?
– Он вращается в среде полуголодных, никому не известных молодых актеров и литераторов; они твердят ему, что он – гений. – Вероника презрительно рассмеялась. – Они ненавидят всех, кто не принадлежит к их кругу. Он написал сценарий, но не может никому его продать, хотя друзья говорят о его опусе так, словно это «Божественная комедия».
– А что думаешь о нем ты?
– Если все гении такие, как он, то пусть ищут себе других женщин.
– Давно вы познакомились?
– Примерно год назад.
– Как долго живете вместе?
Вероника снова заколебалась, выбирая между правдой и ложью.
– Всего три месяца. Он не давал мне проходу. Он очень красив, – сказала она, как бы оправдываясь.
– Да, верно, – подтвердил Джек.
– Я говорила, что не люблю его, – жалобным тоном продолжала Вероника; ее глаза бегали смущенно и лживо, словно сейчас она не беседовала с Джеком, а оправдывалась перед брошенным ею любовником, обвиняя его. – Я сразу сказала ему, что считаю себя свободной и буду встречаться с другими мужчинами, когда пожелаю. Он сначала согласился, но, добившись своего… – Она пожала плечами. – Словом, он стал вести себя как настоящий итальянец. Если я здоровалась с кем-то на улице, для него это была трагедия. Неудивительно, что он любит Рим. В душе он – итальянец. И теперь эта выходка с ножом… – Она презрительно фыркнула. – Я бы хотела потолковать с ним. Чего он добивается – чтобы я спала с ним, признавшись, что влюблена в другого? А я-то думала, у американцев есть гордость.
– Ты сказала ему, что влюблена в меня? – недоверчиво спросил Джек.
– Конечно.
Длинные нежные пальчики Вероники играли замочком сумки.
– И как он отреагировал на твои слова? – поинтересовался Джек.
– В очередной раз назвал меня шлюхой. Его следовало бы сделать почетным гражданином Италии.
– Тебе он тоже угрожал?
– Нет. Пока нет, – легкомысленным тоном ответила она. – Это еще впереди.
– Что ты собираешься делать? – спросил Джек.
Перед его мысленным взором возникла Вероника, лежащая в луже крови, заголовки газет, заседание суда. «Жаль, я не могу сказать ей, что люблю ее. Хотя бы немного. Она заслужила такое признание».
– Что я собираюсь делать? – Вероника снова пожала плечами. – Ничего. Я не скажу ему, где буду жить. Он меня не найдет.
– Он отправится к тебе на работу, – сказал Джек.
– Он уже там был. Сегодня утром. Мне позвонила подруга. Я возьму двухнедельный отпуск. – Вероника нежно улыбнулась Джеку. – Посвящу это время тебе. И вообще, мне надо отдохнуть. Было бы замечательно, – она опустила ладонь на руку Джека и ласково погладила ее, – если бы мы смогли на эти две недели куда-нибудь уехать.
– Верно, это было бы чудесно, – сказал Джек, кривя душой; его не вдохновляла перспектива провести в ее обществе две недели. – Только я сейчас занят и должен быть в Риме. Он знает, где я остановился. Если я сменю отель, он найдет меня за десять минут.
– Думаю, тебе следует обратиться в полицию. Скажи, что он угрожал тебе ножом. Его поместят на пару недель в камеру, и он перестанет преследовать нас.
Джек убрал свою руку:
– Как ваша фамилия, леди? Де Медичи? Борджиа?
– Что? – недоумевающе произнесла Вероника. – Что ты сказал?
– Пока обойдемся без полиции.
– Мое предложение вполне разумно, – обиженно сказала Вероника.
– Позволь кое-что у тебя спросить. Что ты собираешься делать, когда эти две недели кончатся и я уеду?
– Это я решу потом, – простодушно ответила Вероника.
Джек вздохнул. Будь проклят Деспьер, подумал он. Вчера на виа Венето француз здоровался едва ли не с каждым, кто проходил мимо их столика.