Орк с эмпиром, вцепившись друг в друга, сидели у дыры в заборе, не смея даже дышать и стеклянными от ужаса глазами наблюдая за набирающей обороты трагедией.

– Агафон, голубчик! – голосила тетка Аграфена, бухнувшись на колени и едва не придавив бездыханного мужа своими необъятными телесами. – Боги, да что же это деется-то!.. Лю-у-у-ди-и-и!..

– В жизни себе не про… – начал Зорган, но тут тетка Аграфена, неожиданно резво вскочив на ноги, с сотрясающими землю воплями бросилась на улицу, и вскоре ее завывания слышались аж с противоположного конца немаленького села.

Мы не сговариваясь ломанулись в узенькую дыру, едва не снеся весь забор (Бальдур, к слову, выбил-таки еще одну доску, да так и вцепился в нее, не желая расставаться), и в нерешительности замялись возле новоявленного трупа.

– Может, жив он еще? – сдавленно вопросила я, пихая Бальдура в бок. – Ты же маг, помоги!

– Я не целитель! – проклацал зубами предельно напуганный орк. – Я, собственно говоря, по совершенно противоположному профилю!..

– Некромант, что ли? – не преминул поддеть изрядно струхнувшего дружка Зорган. – Тогда тем более как раз для тебя работка!

– Тьфу, язык твой! – возмутилась я и вновь уставилась на Агафона. – Бледный-то какой!.. Не, тут уже никакой целитель не поможет!

– А пальцы-то как скрючил! – вторил мне впечатлительный эмпир. – Слушай, а он на нас не бросится?!

– Точно. Как пить дать, упырем заделается, – выдала я, вспомнив свои недавние приключения на мариенрахском кладбище. – Ежели при жизни людям характером своим противным житья не давал, то и после смерти не успокоится! Может, его колышком осиновым в сердце, для верности?

Бальдур выпучил на меня глаза и выразительно повертел пальцем у виска. Перед моим мысленным взором мелькнула занимательная картинка: куча народу, собранного заполошными воплями тетки Аграфены, вламывается в огород, а тут я с парнями – деловито заколачиваю в грудь активно сопротивляющегося и категорически с этим не согласного усопшего длиннющий осиновый кол, причем кол почему-то держит сам Бальдур, а Зорган увлеченно бухает по основанию деревяшки здоровенной кувалдой…

– Ты – маньячка! – передернувшись, убежденно заявил Бальдур.

– Сам дурак! – фыркнул эмпир и, склонившись над Агафоном, коснулся пальцами его шеи… Да так и замер, возведя глаза к небу. А меня мороз продрал по коже.

– Зор… Зор… – дрожащим голосом проблеял Бальдур, чувствуя, что его ноги накрепко приросли к земле. – Ты с его душой говорить пытаешься, что ли?

– Не мешай, идиот, – отмахнулся эмпир. – Я, может, пульс нащупать пытаюсь…

– Зорган!..

– Не хрипи, не страшно, – хмыкнул виконт.

– Да я вообще молчу, – пискнул тонким голосочком орк.

– А кто же тогда… – начал было Зорган, но тут его взгляд от небесных далей вернулся к телу Агафона, и виконт вмиг отпрыгнул от него, потеряв дар речи.

– Ах вы поганцы! – еле ворочая языком и устрашающе сверкая налитыми кровью глазами, провещало внезапно ожившее тело. – Ворюги!.. Где мой самогон? – И недавний покойник сделал неловкую попытку подняться на ноги.

И тут у Бальдура не выдержали нервы. С диким криком взмахнув зажатой в руках доской, он вмазал ее концом прямиком по макушке воскресшего трупа. Труп дернулся, обалдело свел глаза к носу и рухнул обратно, больше не шевелясь…

Впрочем, этого наша отважная троица уже не видела, во все лопатки мчась к спасительному забору. Едва мы успели нырнуть в дыру, стараниями Бальдура ставшую шире ровно на одну доску, кою парень все еще судорожно прижимал к себе, как возле крыльца покинутой нами избы стало тесновато. Возглавляла стихийное собрание конечно же беспрерывно воющая, словно идущий на посадку дракон, тетка Аграфена, а вслед за ней торопливо шествовали любопытствующие селяне всех ростов и возрастов.