Мужчины зажимают меня с двух сторон, вжимаясь бёдрами. Я отчётливо ощущаю их упирающиеся орудия, пламенное дыхание, горячие руки. Они побывали уже везде. На бёдрах, ножках, груди, шее, ключицах, лице, руках. Но ещё не были там… И я прекрасно знаю, как они этого хотят.

Сквозь тихо играющую музыку, которую я уже не слышу, пробивается трель. Я мычу, стараясь обратить внимание братиков на себя.

Голубоглазый замечает мои метания и отвлекается, отходя за телефоном. Второй всё ещё прижимается ко мне, обжигая воздухом шею, гладит грудь, спрятанную за тканью платья и кружевного лифчика. Только это не мешает ухмыляющемуся пройдохе найти твёрдый торчащий сосочек.

Он аккуратно сжимает и крутит вершинку груди, позволяя мне насладится ощущением мужской власти над моим телом. От испытываемых терзаний я сама прижимаюсь попой к его паху, а ручками прикасаюсь к жёсткому прессу.

Хочется получить больше, когда я понимаю, что не хочу терпеть этих пыток в одежде. Извиваясь, жмусь к мужчине, и он понимает меня. Карие глаза останавливаются на моей попе, и парень с лёгкостью задирает платье.

Смущение и стыд накатывают на меня, ведь я тоже желаю этого. Также сильно, как он, хотя знаю, что эти двое — мои братья.

В помутнённом сознании вдруг возникает мысль о том, что другой брат мельтешит где-то на фоне, когда до ушей вдруг доносится:

— Тёть Рит, вы не волнуйтесь, примем её по высшему разряду. Вы же знаете, какие мы. Ведь так? — голубоглазый подходит ближе и прижимается ко мне спереди, одной рукой приобнимая за талию.

Боже, это же мама!

И эта мысль придаёт мне какой-то трезвости рассудка. Краснея, отталкиваю обоих и, пятясь назад, падаю в кресло. Так они хотя бы не смогут действовать вдвоём.

Но я ошибаюсь.

Оба тут же приближаются ко мне и с силой разводят мои ножки, закидывая их на подлокотники. Ничем не прикрытая перед их тёмными взглядами, чувствую себя возбуждённой и беззащитной, а ещё… совершенно непослушной, дрянной девчонкой.

Мой брат разговаривает с мамой и одновременно хочет меня поиметь. Другой стоит, улыбается и уже тянет руку к моей горячей, ужасно мокрой девочке. И я не в силах сопротивляться, дёргаю ногой и нечаянно задеваю блондина.

— Что случилось? — слышу мамин голос в трубке.

— Да ничего, — улыбается брат и возвращает мою конечность на место. — Об шкаф на кухне ударился.

— Будь аккуратнее, Мэтью.

— Конечно. Всё ради вас, дорогая.

Вижу, как пристально и зло он смотрит на меня, стараясь приструнить, и ничего лучше не придумываю, как громко замычать, не обращая внимания на кляп.

Может, мамочка услышит меня? Скажет им остановиться, объяснит, что я — их сводная сестра?

Однако, нет. Она отключается, и тогда голубоглазый присоединяется к своему партнёру.

— Чего мычишь? — спрашивают оба.

— Вон, смотри, как тебе нравится. — продолжает смугленький. — Вся течёшь, горячая сучка…

Несколько пальцев проводят по мокрым трусикам одновременно, и я ощущаю это так, будто они трогают меня без них. Один из братьев мягко задевает возбуждённую горошинку, и я стонаю, не сдерживаясь. Слюнки вновь капают. Распалённая до предела, не сопротивляюсь, раскрываясь ещё больше.

Оба присаживаются на пол, подползая ближе. Тот, что с щетиной, целенаправленно движется к моим лепесточкам губами, зацеловывая везде. Мэтью, как назвала его моя родная, ставит засосы на внутренней стороне бедра, прикусывая нежную кожу острыми зубками.

Они вертятся вокруг, но не доходят до самого главного, и это нервирует. Лучше бы сделали со мной что-нибудь! Чтобы я выплюнула этот чёртов кляп, сняла верёвку с затёкших рук и побыстрее сбежала от этих извращуг!