– Да, конечно, я охотно помогу, чем смогу, – откликнулся Ларионов. – Но может ли это подождать до вечера? Мне нужно закончить приём пациентов здесь.

– Да-да, я всё понимаю. Я вернусь сюда вечером, хорошо?

Они договорились встретиться на том же месте в семь часов вечера. Хафиза пришла минута в минуту, и Иван, взяв сумку с медицинскими инструментами и кое-какими лекарствами, поспешил отправиться с ней. По дороге он не упустил возможности ещё раз осмотреться вокруг.

Дома в наваджастанских деревнях обычно стоят на очень близком расстоянии один от другого. В большинстве случаев их возводят из глины, лишь в горных районах преобладает каменная кладка. Крыши, как общее правило, плоские и служат одновременно террасами.

Иван и Хафиза быстро дошли до нужного места. Это был обычный крестьянский дом, хотя и не самый бедный – здесь имелся дворик с хозяйственными постройками для скота, для хранения сена, дров и тому подобного. Внутри здание состояло из двух комнат площадью по десять-двенадцать квадратных метров и высотой не больше двух метров. Пол земляной. В каждой комнате имелось по окну. Очаг, сложенный из нескольких камней, был устроен в первой комнате, стены в которой были сильно закопчены, так как дым выходил через отверстие в потолке.

Вторая комната служила спальней, и в ней Иван нашёл свою пациентку – женщину лет пятидесяти, худую и измождённую, лежавшую в углу на старом тюфяке и периодически тихо стонавшую. Её брат оказался полноватым мужчиной лет на пять старше и почему-то вызвал у Ларионова инстинктивное отторжение – похож на этакого святошу, претендующего на статус истинного правоверного.

Он неохотно согласился, чтобы Иван осмотрел его сестру, и только, когда Хафиза обратилась напрямую к матери, и та не особо воодушевлённая такой перспективой, тем не менее, согласилась, вышел вместе с племянницей в соседнюю комнату. Ларионов приступил к осмотру, задавая Асале Хани вопросы о тех симптомах, что у неё имеются. Выяснилось, что уже несколько недель она страдала от беспричинных сильных головных болей, которые появлялись совершенно в разное время дня и ночи. Женщина плохо спала, потеряла аппетит и вообще, казалось, была настроена очень пессимистически.

– Не трудитесь, молодой человек, мне уже не помочь. Моя дочь зря вас побеспокоила. Что бы это ни было, я заслужила эту боль.

– Почему вы так говорите? – удивился Иван.

– Это из-за Салемы. Я очень виновата перед ней. И теперь я терплю заслуженные муки…

– Из-за Салемы? А кто это?

– Я очень виновата…

Мужчина провёл у больной около получаса, но так и не смог добиться от Асалы, что она имела ввиду, и кто такая Салема. А что касается её болезни, то без должного медицинского обследования сказать точно было нельзя, но опасения Хафизы о раке мозга, скорее всего, подтверждались. Ивану так не хотелось этого говорить, чтобы не расстраивать эту славную молодую женщину, искренне любящую свою мать, но врать он тоже не мог.

Хафиза быстро смогла подавить набежавшие на глаза слёзы. Ларионов постарался уверить её, что не всё ещё потеряно, и при должном лечении её мать сможет полностью излечиться. К тому же, он не мог быть на сто процентов уверен в диагнозе, пока не проведено компьютерное исследование мозга.

– Можно договориться, чтобы вашу мать отправили в Россию, например, в Санкт-Петербург. Уверяю вас, Хафиза, что наши врачи смогут быстро всё выяснить!

– Поймите, Иван, мама не хочет никуда ехать. Она готова умереть здесь, в своей родной деревне. И в этом проявляет поразительную настойчивость… Прямо как когда-то в вопросе о Салеме, – задумавшись, произнесла женщина.