Однако вся ирония заключается в том, что современная психология часто обращается только к наблюдаемому поведению, сводится к неким статистическим моделям и структурам, подлежащим реорганизации, или к биохимическим аномалиям, требующим медикаментозного лечения. Хотя эти методы лечения достаточно важны и приносят определенную пользу, они редко учитывают самые глубинные потребности человека, т. е. смысл его жизни. Любая терапия, не затрагивающая проблемы души, в конечном счете обязательно окажется поверхностной независимо от того, какое облегчение она приносит сначала.
Юнг полагал, что невроз «в конечном счете следует понимать как страдания души, не раскрывшей своего смысла»[4]. Заметим, что он указывал не на страдание, а лишь на ощущение бессмысленности жизни, от которого невроз становится защитой. Вместе с тем Юнг считал невроз «мнимым страданием». Аутентичное страдание – это адекватная реакция на столкновение с острыми гранями бытия. В таком случае цель терапии заключается не в устранении страдания, а в его преодолении с целью достижения углубленного и расширенного сознания, способного поддерживать полярность болезненных противоположностей. Как считает Альдо Каротенуто:
Психотерапия – это не создание моделей, в соответствии с которыми человеческое страдание находит выход и получает название; психотерапия – это исследование страдания, открытие важного и надежного соответствия между внешними и внутренними событиями, которые определяют любую жизнь[5].
Юнг считал, что невроз – это не только защита от жизненных травм, но и бессознательное усилие, направленное на их исцеление. Поэтому можно было бы с уважением относиться к целям невроза, если бы не его последствия. Симптомы, таким образом, – это выражение желания исцеления. Вместо того чтобы подавлять их или вытеснять, человеку нужно понять, какая травма проявляется через них. Тогда эмоциональная травма и мотивация к ее исцелению могут внести свой вклад в расширение сознания. Каротенуто также замечает, что «сознание предпочитает справляться со своими страданиями с помощью психотерапии, а не взывать к всемогущему божеству»[6]. Такое сознание расширяет и обогащает наши представления, хотя плата за это может быть достаточно высокой.
Основная идея, одухотворяющая юнгианскую психологию, заключается в реальности бессознательного. Хотя эта идея может показаться общеизвестной, фактически она не является ядром психологических направлений, далеких от психодинамической терапии, и не является общепринятой для объяснения повседневных переживаниях большинства людей. Не многие люди, потрясенные воздействием глубинной автономной внутренней силы, способны осознать эту силу, справиться с ней или предсказать ее проявление. Таким образом, все зависимости, навязчивая одержимость и проекции комплексов, относящиеся к внутренней сфере, бессознательно переносятся на внешний мир, обременяя в равной степени и окружающих, и нас самих.
Мысль, что в каждом из нас сосредоточена огромная, мудрая и естественная энергия, должна была бы нас укреплять и успокаивать, но в действительности эта мысль часто причиняет нам беспокойство. Голос детских переживаний, ощущение ранимости, бессилия при столкновении с окружающим миром и узаконенная зависимость человека слишком хорошо нам известны и глубоко в нас внедрены, тогда как противостоящая им идея личной свободы и личной ответственности вселяет в человека робость.
Главная цель психодинамической терапии заключается в формировании у человека новой сознательной установки. То, что пугает своей силой, исцеляет своей мотивацией. Войти в контакт со своими внутренними силами вместо того, чтобы постоянно рефлекторно адаптироваться к внешним силам, усиливая тем самым самоотчуждение, – значит ощутить основу скрытой в глубине истины, природу нашей истинной сущности. В процессе таких соприкосновений с индивидуальной глубинной истиной, встречи с тем, что Юнг называет Самостью, человек ощущает связь и поддержку, необходимую для того, чтобы снизить обычный страх отвержения. Как пишет Каротенуто: