Ну вот, там были такие кусты, круглые, невысокие, и лужайки, зеленые до озверения. Все такое чистенькое, приглаженное. Здешнее окружение похоже на тот парк… только там не росли грибы. Какие грибы? Фиолетовые, ростом с меня! Вот эти!

– Мама!

Кто говорит?

Я с подозрением всмотрелась в ближайший гриб, но тот был тих, как ребенок, рисующий на обоях маминой помадой.

Что я тут делаю?

Э-эй! Есть тут кто? Тишина. Грибы молчат, как драконьи тыквы. А ведь мне кого-то надо тут найти. Или что-то… Может, грибы? А зачем? Эй! С ближайшей грибной шляпки сыплется невесомое цветное облачко…

А-а, вспомнила! Я тут должна найти своих учеников! Мне надо… Что мне надо?.. Я должна рассказать студиозусам о нравах и традициях… только не помню, чьих. Дятлов? Розовых белочек? Тьфу-тьфу, белочку лучше не надо. Не помню почему, но пусть идет, куда шла. Или прыгает… Почему я ничего не помню? Надо найти учеников, и пусть они мне сами напомнят, про кого мы должны поговорить!

Бред… я даже не помню, кто мои ученики. Ведь не фиолетовые грибы?

– Мама! Мама, ну проснись…

А я сплю?

На миг мне становится очень холодно. Голову сдавило, и показалось, что где-то вверху среди облаков быстро-быстро кружатся звезды… и слышатся рядом два знакомых и очень сварливых голоса, причем эти голоса ругают каких-то «быбыдрыхнутых мруза-хаев» так, что уши вянут. Даже не вянут, а прямо усыхают на корню.

А потом опять – дикий парк с дурацкими кустами, заросли грибочков и высыпавшие отовсюду белочки (целая стая!), которые сначала оглушают своим визгом, а потом начинают скакать и требовать лекцию. И приходится срочно вспоминать что-то о нравах и традициях брачного ритуала розовых кактусов, только надо сначала выгнать из класса эти чертовы фиолетовые грибы, чтоб не подслушивали. И не завидовали.

– Мама-а…

Какой… знакомый… голос…

Надо проснуться!

Что-то с небом здорово не так, что-то неправильно. Не только то, что оно кружилось, как папины древние пластинки… не только цвет и пропавшие непонятно куда Иглы Веретты… не от этого меня холодком прихватило.

Вы видали когда-нибудь небо, расчерченное кем-то в клеточку? Вот и я нет. До сих пор.

Небо в клеточку.

Какого черта творится? Где я?

Рядом что-то шевельнулось.

– Мамочка, – прошептало у моего уха. – Мама, ну я честно, всегда буду слушаться… только проснись, пожалуйста…

Марина!

Я дернулась, как от электротока. Моя дочка!

В памяти всплыло сразу все: затихшая чернота поселка на побережье…

Ловушка.

Мама, а разве бывают злые драконы?

Разрушенная улица, над которой кружат острокрылые тени с черными боками.

Рик, шагающий в пламя…

Волна огня…

Марина!

Я села рывком. Прихватила пискнувшую от неожиданности Маринку за плечи и принялась ощупывать с ног до головы. Что-то дернуло руки, но плевать я на это хотела – пальцы лихорадочно трогали зареванное личико, растрепанные волосы, хрупкие косточки…

– Детка, как ты? Где болит? Не молчи, солнышко…

– Ничего. Мамочка, ничего. Мы тут давно проснулись, а ты все спишь и спишь…

Мариночка, цела, цела… солнышко мое. Погодите… мы? Рик? Рик тоже тут? Или кто?

– Рик? – зову я.

– Папы тут нет. Но он живой… должен быть… правда же? – Голос малышки дрогнул, и я обняла ее покрепче.

– Конечно, правда…

Нет, ну если они ждали дракона, то должны были запастись пирамидками от огня. Амулеты такие, сами драконы делают. Для кузнецов, ювелиров… ну всех, кто с огнем работает и рискует серьезно обжечься. Рик у меня умный. Должен был надеть… значит, должен был выжить. Все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – повторила я вслух. – У тебя точно ничего не болит?