Пока не появился Эндрю Уайлс.

Для большинства десятилетних детей хорошее времяпрепровождение не включает в себя чтение математических книг. Но Уайлс не был обычным десятилетним ребенком: он пропадал в кембриджской библиотеке, изучая книги по математике.

Однажды он заметил книгу, целиком посвященную последней теореме Ферма. Его загипнотизировала загадочная теорема, которую было так легко сформулировать, но так трудно доказать. Не имея математических навыков, чтобы взяться за доказательство, он оставил эту затею больше чем на два десятилетия.

Он вернулся к теореме позже, уже будучи профессором математики, и втайне работал над ней семь лет. В 1993 году в своей кембриджской лекции с запутанным названием Уайлс публично заявил, что разгадал многовековую тайну последней теоремы Ферма. «Это самое захватывающее событие, которое когда-либо случалось в математике», – сказал Леонард Адлеман, лауреат премии Тьюринга и профессор компьютерных наук в университете Южной Калифорнии. Даже газета The New York Times поместила на первой полосе статью об этом открытии, восклицая: «В вековой математической загадке наконец можно крикнуть “Эврика!”»[46].

Но торжества оказались преждевременными. Уайлс допустил ошибку в самой важной части своего доказательства. Ошибка открылась при рецензировании, уже после того, как Уайлс представил свое доказательство для публикации. На исправление ушел еще один год в сотрудничестве с другим математиком.

Размышляя о том, как ему в конечном итоге удалось доказать теорему, Уайлс сравнил процесс открытия с блужданием в темном особняке. Вы начинаете с первой комнаты, сказал он, и проводите месяцы, ощупывая пространство и натыкаясь на вещи. Наконец, после всей этой дезориентации и путаницы вам все же удается найти выключатель. Затем вы переходите в следующую темную комнату и начинаете все сначала. Эти прорывы, объяснил Уайлс, являются «кульминацией и не могут существовать без многих месяцев [предшествующих] блуждания в темноте».

Схожими словами описывал свой процесс открытия и Эйнштейн. «Наши конечные результаты кажутся почти самоочевидными, – сказал он, – но годы поиска во мраке истины, которую человек чувствует, но не может выразить; сильное желание, чередование уверенности и опасений, пока он не пробьется к ясности и пониманию, известны только тому, кто сам их испытал»[47].

В некоторых случаях ученые неустанно спотыкаются в темноте, и поиски затягиваются надолго после их смерти. Даже после обнаружения выключателя он может осветить только часть комнаты, показывая, что остальная ее часть гораздо больше и гораздо темнее, чем можно было представить. Но для ученых спотыкаться в темноте гораздо интереснее, чем сидеть снаружи, в хорошо освещенных коридорах.

В школе у нас сложилось ложное впечатление, что ученые выбрали прямой путь к выключателю. Есть одна учебная программа, один правильный способ изучения науки и одна правильная формула, которая выдает правильный ответ на стандартизированный тест. Учебники с возвышенными названиями вроде «Принципы физики» волшебным образом раскрывают «принципы» на трех сотнях страницах. Затем авторитетный преподаватель встает за кафедру, чтобы накормить нас «истиной». «Учебники, – объяснял физик-теоретик Дэвид Гросс в своей нобелевской лекции, – часто игнорируют множество альтернативных путей, по которым блуждали люди, множество ложных подсказок, которым они следовали, множество ошибочных представлений, которые у них были»[48]. Мы узнаем о «законах» Ньютона так, словно они появились благодаря божественному явлению или проблеску гениальности, а не в результате долгих лет их изучения, пересмотра и корректив. Законы, которые не удалось установить Ньютону (особенно его эксперименты в алхимии для превращения свинца в золото, потерпевшие сокрушительную неудачу), не стали частью одномерной истории, рассказываемой на уроках физики. Вместо этого наша система образования превращает из свинца в золото жизненный путь этих ученых.