В критические моменты эти в остальном рациональные и деловые ракетостроители, посвятившие свою жизнь исследованию неизвестного, ищут уверенность на дне пакета с арахисом. И, как будто этого мало, многие из них надевают свои изношенные «счастливые» джинсы или приносят талисман с предыдущего успешного приземления, делая все, что мог бы сделать увлеченный спортивный фанат, чтобы создать иллюзию уверенности и контроля[42].

Если посадка проходит успешно, Центр управления полетами быстро превращается в цирк. Здесь не остается и следа хладнокровия и спокойствия. Вместо этого, победив зверя неопределенности, инженеры начинают прыгать, давать «пять», бить кулаком о кулак, крепко обниматься и тонуть в лужах счастливых слез.

Мы все запрограммированы на один и тот же страх перед неопределенностью. Наши предшественники, не пугавшиеся неизвестности, стали пищей для саблезубых тигров. А предки, считавшие неопределенность опасной для жизни, прожили достаточно долго, чтобы передать нам свои гены.

В современном мире мы ищем определенное в неопределенном. Мы ищем порядок в хаосе, правильный ответ – в двусмысленности, а убежденность – в сложности. «Мы тратим гораздо больше времени и сил на попытки управлять миром, – пишет Юваль Ной Харари, – чем на попытки понять его»[43][44]. Мы ищем пошаговую формулу, кратчайший путь, хак – правильный пакетик с арахисом. Со временем мы теряем способность взаимодействовать с неизвестным.

Наш подход напоминает мне классическую историю о пьяном человеке, ищущем ночью ключи под уличным фонарем. Он знает, что потерял ключи где-то в темноте, но ищет их под фонарем, потому что там светло.

Наше стремление к определенности заставляет нас искать, казалось бы, безопасное решение – искать ключи под светом фонаря. Вместо того чтобы рискнуть пойти в темноту, мы остаемся на месте, каким бы посредственным оно ни было. Маркетологи используют один и тот же набор трюков снова и снова, но ждут от них разных результатов. Начинающие предприниматели попадают в тупик из-за уверенности, которую они получают в виде, казалось бы, стабильного заработка. Фармацевтические компании разрабатывают квазиновые препараты, которые предлагают лишь незначительное улучшение по сравнению с конкурентами, вместо разработки лекарства от болезни Альцгеймера.

Но прорывы возможны, только когда мы жертвуем определенностью ответов, снимаем свои дополнительные велосипедные колеса и осмеливаемся уйти от фонарей. Придерживаясь привычного, вы не найдете неожиданного. В этом столетии преуспеет тот, кто будет танцевать с великим неизвестным и увидит опасность, а не утешение в существующем положении вещей.

В XVII веке Пьер де Ферма нацарапал на полях учебника заметку, которая более чем на три столетия поставила математиков в тупик[45].

У Ферма была своя теория. Он предположил, что нет никакого решения уравнения a^>n + b^>n = c^>n для любого n больше 2. «Я нашел этому поистине чудесное доказательство [этого утверждения], но поля книги слишком узки для него», – писал он. И ничего к этому не добавил.

Ферма умер, так и не представив недостающее доказательство того, что стало известно как последняя теорема Ферма. Оставленная им дразнилка мучила математиков многие столетия (и заставляла их желать, чтобы у Ферма была бо́льшая книга для записей). Поколения математиков пытались, но так и не смогли доказать последнюю теорему Ферма.