Это был Лоуренс. Ее старший брат вошел в гостиную и сел, жестом показав Энн, что желал бы поговорить с ней наедине. Несколько минут он негромко говорил о семье, заметив, что Энн должна чувствовать себя одинокой, когда Уолтер в отъезде. Он произнес это очень мягко, потом на какое-то время замолчал. Было ясно: у него еще что-то на уме. Энн ждала.

– Я все думаю, Энн, – голос брата звучал мягко, – нет ли чего-нибудь такого, о чем ты хотела бы мне рассказать?

– Не уверена, что понимаю тебя, Лоуренс. – Энн постаралась, чтобы на ее лице ничто не отразилось.

– Нет ли чего-нибудь такого, – Лоуренс вопросительно посмотрел на сестру, – в чем ты хотела бы признаться? Исповедаться?

– У меня есть исповедник, Лоуренс.

– Но я священник, Энн. Я могу выслушать твою исповедь, если пожелаешь.

– Но я не желаю, Лоуренс.

Она заметила, как по лицу иезуита скользнула тень раздражения. И как будто на мгновение вернулся Лоуренс ее детства – строгий, придирчивый. Никто, кроме сестры, не заметил бы этого. Но иезуит тут же взял себя в руки и продолжил:

– Как хочешь, Энн, конечно, как хочешь. Но позволь мне, как твоему любящему брату, сказать кое-что. Много лет назад я убедил тебя выйти за Уолтера вместо его брата. Ты это помнишь.

– Ты сказал мне: «Голова управляет сердцем – легче жить». Прекрасно помню.

– Ну а теперь я скажу кое-что другое. Я попрошу тебя, Энн, принять во внимание сердце – сердце твоего мужа. Ты не можешь оказаться настолько жестокой, чтобы разбить его. – Лоуренс говорил пылко, с чувством. Потом сделал паузу, его взгляд стал суровым. – На что бы ни соблазнял тебя дьявол, остановись. Отступи. Ты стоишь на дороге к вечному адскому огню, и если пойдешь по ней дальше, то ничего другого и не заслужишь. И потому молю тебя вернуться, пока не поздно.

Энн молча смотрела на брата. Конечно, она сразу поняла, что это Орландо известил его. Кое-что из сказанного Лоуренсом было правдой, но это ничего не меняло к лучшему, а Энн пока что и не пришла к тому самому решению. Но то, что Лоуренс затеял игру в старшего брата, раздражало Энн.

– В чем ты меня обвиняешь, Лоуренс? Говори прямо, – с угрозой произнесла она.

– Я не обвиняю…

– Рада это слышать, – холодно перебила она его. – А то уж, похоже, ты обвиняешь меня в предательстве по отношению к мужу.

В голосе Энн прозвучало ледяное презрение. Лоуренс был ошеломлен.

– И ты готова поклясться, – с отзвуком гнева в тоне потребовал он, – что между тобой и Брианом О’Бирном не происходит ничего недостойного?

– О’Бирн весьма любезно предложил Морису пожить у него, – твердо ответила Энн. – Это все. Что до твоих предположений, то они оскорбительны и наглы.

– Надеюсь, тебе можно верить.

– Ты назвал меня лгуньей? – Энн побледнела от ярости. – Убирайся из моего дома, Лоуренс! И не возвращайся, пока не научишься хорошим манерам! – Она резко поднялась и указала на дверь. – Убирайся немедленно! – приказала она.

Энн дрожала от гнева. Ее брат, точно так же взбешенный, встал и собрался уходить.

– Ты дурно обошлась со мной, сестра, – сказал он и вышел из гостиной.

После ухода иезуита Энн долго еще стояла с вызывающим видом. Можно подумать, она та самая девочка, что влюбилась много лет назад! Как он посмел читать ей лекцию? И обвинять в чем-то, чего она не делала? Как он посмел назвать меня лгуньей?!

В таком случае, в злости подумала Энн, я могу преспокойно делать что хочу.

И она еще пребывала в том же настроении, когда чуть позже приехал Бриан О’Бирн.

Вскоре после визита семьи Смит в сентябре Орландо признался жене в своих страхах насчет Энн и О’Бирна.