– Бо-бо?

Хотя я, признаться, ожидал худшего, вспоминая, с каким отвратным звуком хрустели, отрываясь от мяса, ломавшиеся ногти. Как уж вышло – не знаю, но все остались на своих местах, а левую ладонь, из которой я вытянул острый осколок, Лина залила перекисью и замотала бинтом. Я было удивился навыкам, но вспомнил, что она в деревне у бабушки каждое лето проводила – там и не такому научишься. Я, к примеру, в своей отлично научился вправлять выбитые пальцы и накладывать шины на закрытые переломы. А уж бинтовать-то – это вообще за милую душу.

Перед нашей красочной компанией остановился с присущим бренду фирменным свистом ржавый до ужаса УАЗик. Сейчас такие по-модному называли громким импортным словом «Хантер», но по факту и сути – обычный 469-ый «козёл», в остатках столь милого каждому военному сердцу тёмно-зелёного защитного цвета. Из него выбрался, охнув, старичок лет семидесяти. Кремень, старая школа. Я, пожалуй, и сейчас на этой повозке ездить бы не рисковал.

– Помощь нужна, молодёжь? – он, прихрамывая, обошёл транспорт сзади и близоруко прищурился на нас.

– Спасибо, отец, нормально всё. Передохнуть вот сели. Места у вас тут красивые, воздух приятный, – отозвался я, глядя краем глаза, как Хранитель обнял двумя руками драгоценную банку.

– Это да, места знатные! А сами издалека? – старичок явно был не прочь побеседовать и никуда не спешил. Годов так с восьмидесятых, пожалуй.

– С Подмосковья мы. К деду под Брянск катались, вот с ним и возвращаемся, – продолжал я вежливую беседу.

Седой как лунь водитель УАЗа только сейчас, кажется, заметил Сергия. И внезапно вытянулся по струнке. Я запереживал было – а ну как его инсульт хватил?

– Батя? – выдохнул он, схватившись правой рукой за сердце.

– Говорил я про отца нации? Вот вам, пожалуйста, – хмыкнул Ося Речью.

– Болтун, – так же пробурчал в ответ Хранитель, внимательно разглядывая старичка.

– Петро, ты, что ли? – произнёс он уже вслух.

– Я, Сергей, я! Ох, довёл Бог встренуться на старости-то лет! Какими судьбами? Коли нет спешки – в гости заворачивай, тут я, в Хлепне́, где и был, – помирать дедок, видимо, раздумал: частил, как пулемёт.

– То однополчанин мой, Петя, – представил его нам полный загадок лесник. – А это вот родня моя, Петро: внук Ярослав, Алиса внучка, Павлушка-правнук и Лина, подружка внучкина.

– Вот так встреча, Матерь Божья-то! Не чаял уж хоть кого из наших увидеть! Да как под руку толкнул кто – скатайся, Петро, к куму-то в Печоры. А мы ж с ним третьего дня только виделись, в храме, на службе. Ну, думаю, поеду, раз такое дело, – однополчанин продолжал тараторить, дребезжа, как тачка с пустой посудой. Или сорока над полем.

– Всё тот же Петька-балабол, – усмехнулся Сергий, – под обстрелом, бывало, как заведёт свои байки с перепугу – не поймёшь, с чего хуже: то ли с мин, что немец сыплет, то ли с трепача этого!

– Да я ж на радостях, Батя! Дед-то ваш героический меня, помню, своими руками из-под земли из воронки вынул да в палатку к доктору оттащил на плече. Ты, смотрю, и сам всё тот же – ломом не перешибить! – да, в части скорострельности новый знакомец был исключительным человеком.

– Хорош молотить-то, Петька! – поднял ладонь Хранитель, и старичок замер, едва только каблуками не щёлкнув. – Яр, заскочим в гости? На пару часов. Уважить бы, а?

Пропасть мне пропадом! Дед, звавший князя, воеводу Боброка, Митяйкой, спрашивал у меня разрешения!

– Грех не уважить, деда, – подключился обратно я. – Святое дело, друга встретил. Давай, дед Петя, показывай, куда ехать – мы следом.