– Так уж и быть, – чмокнула папу в щеку и поспешила к себе в комнату: одеваться и собирать учебники.

– Так держать, – похвалил отец, не отрывая глаз от экрана монитора. – Покажи ему, на что способны Красовские.

Я была настроена не столь решительно. Ничего доказывать Верстовскому-старшему не собиралась, наоборот, мечтала больше никогда с ним не пересекаться. Мечты наивные, бесплодные, но отчего бы не потешить сердце безумной надеждой… Конечно, я все равно опоздала, хоть и собиралась в спешке, и бежала по переходам между станциями метро, чтобы успеть на как можно более ранний поезд.

Около университета было многолюдно. Студенты сидели на лавочках под пестрыми кленами, наслаждались теплой погодой и осенним солнцем, стояли на крыльце, ожидая знакомых или просто коротая время. То, что уже прозвенел звонок на первую пару, мало кого смущало, а те кого все-таки смущало, уже сидели на занятиях, либо перемещались по направлению к ним. Я вбежала по ступенькам, на ходу разматывая шарф и вспоминая, в какую сторону идти дальше – я пока не до конца освоилась в Ливере.

Опоздание меня не слишком-то волновало: первой лекцией значилась “Зарубежная литература”, вел которую наш Сергей Михайлович "Моль". А он был настолько стар, что не всегда замечал, кто и когда явился на пару. Да и предмет его не пользовался уважением: студенты считали, что литература прошлых веков так же скучна и неактуальна, как и ее преподаватель.

Но сегодня что-то пошло не так. За кафедрой возвышался не сгорбленный Моль, а главный герой моих ночных кошмаров. Чуть было не вскрикнула: “Простите, ошиблась дверью!” – и не сбежала с глаз долой.

А, может, и правда ошиблась, или нам поменяли лекторий?.. Да нет – вон Юлька сидит. Подруга испуганно улыбнулась и помахала мне рукой.

– А вот и лучшие ученики подтягиваются! – Верстовский тоже отметил мое появление.

Расценив сие замечание за разрешение войти, я вцепилась в дверную ручку, протиснулась внутрь и на деревянных ногах потопала к третьему ряду, где сидела Гарденина. Судя по всему, задерживалась не я одна – вместо тридцати студентов в кабинете сидело около двадцати – и декан пока не начал вести занятие, лишь делал пометки в журнале и встречал едкими замечаниями каждого нового опоздавшего. Группа, обычно сонная или непозволительно возбужденная, сидела в напряженном молчании. Ромки, само собой, не было.

Попыталась спросить у Гардениной, что происходит, но та лишь пожала плечами и продолжила буравить преподавателя взглядом.

– И всегда у вас такая посещаемость на “Зарубежной литературе”? – спросил декан, по очереди оглядывая каждого. Когда дошел до меня, еле заметно скривился.

Группа дружно промычала нечто невразумительное, что можно было интерпретировать лишь как согласие.

– Печально. Что ж, заменять Сергея Михайловича буду я. Вениамин Эдуардович Верстовский, декан факультета Литературного мастерства, если кто не в курсе.

Мы были в курсе. И потому не испытывали восторга от замены.

– А где Сергей Михайлович? – осмелились пискнуть с заднего ряда.

– У Сергея Михайловича заболело сердце, и он взял больничный – на неделю, а там, может, и дальше… – Верстовский злорадно ухмыльнулся. – Я взялся заменить его и заодно проверить, как вы справляетесь с предметом.

Происходящее нравилось мне все меньше. Какое роковое совпадение. Перед глазами встала картинка: отец Ромки зажимает Моля в темном коридоре, нависает сверху и зловещим тоном предлагает взять больничный отпуск, отчего у бедного старика и правда прихватывает сердце. А все для того, чтобы добраться до некой Красовской и проверить ее успеваемость…