– Галина Филипповна предупредила меня о том, что ты вот-вот заявишься, но я почему-то не поверила.
Клим не спускал взгляда с тесака, вероятно, побаивался, что на этот раз я ему отрублю голову. Но на последней фразе поднял взгляд и посмотрел мне в глаза.
– Придется поверить. Так как насчет попить чайку?
Чтоб его черти взяли! Я махнула рукой, отгоняя надоедливую муху. Кажется, скоро зарядит дождь, оттого мухи так и липнут ко всему живому и теплому.
– Послушай, Клим, сейчас я очень занята…
И тут он молниеносно выхватил у меня тесак. Я вскрикнула от неожиданности и уставилась на свою опустевшую ладонь.
– Не обижайся, Аня, но мне показалось, что ты готова оттяпать мне башку. – Клим сбежал с крыльца и всадил тесак по самую ручку в цветочную клумбу у ступеней. Двигался он легко и свободно, только джинсы у него были, как бы это деликатнее сказать… Судя по всему, он щеголял в них с того момента, как мы расстались, лет десять, если не больше. Я хорошо помню, во что он был одет в тот злополучный день в той злополучной гостинице: синие джинсы и белая футболка…
Но сегодня его джинсы основательно поистерлись на швах, да и рубаха выглядит не лучшим образом, вся в грязных пятнах – то ли ронял на нее ветчину, то ли пролил солярку.
Но надо было принимать решение. Клим поднялся на крыльцо и вновь улыбнулся, и я готова поклясться, что на его лице играла та самая улыбка, которую я помнила со школы, – радостная и одновременно сулящая всяческие неприятности. И как я ни противилась, как ни ругала себя, я все же не смогла устоять. Когда-то меня чуть не сгубило подобное легкомыслие.
Но есть мужчины, в присутствии которых моментально забываешь, о чем тебя предупреждала мама и беспокоились строгие учителя в школе. Одним словом, я на все плюнула с гигантской секвойи, как пишет моя любимая писательница Екатерина Вильмонт, и свернула боевые знамена перед его улыбкой. Что ни говори, но в облике этого негодяя есть та самая чертовщинка, которая заставляет людей улыбаться в ответ, даже в том случае, когда они четко понимают, что этого не следует делать. Ни в коем разе! Ни при каких обстоятельствах!
Да, я не сумела остаться холодной и неприступной, но зато я сумела перевести дух, и в ту же секунду ослабло напряжение, сковавшее мне шею.
– Прости, Клим. У меня действительно выдался пакостный денек.
Он кивнул, дружески и сочувственно, а я вдруг вспомнила, что заставило меня прийти к нему в гостиницу десять лет назад. Отнюдь не красивая форма…
– Это оттого, что ты не работаешь, – заявил Клим. – В газете ты была в центре всех событий. Ты привыкла к этому ритму. Ты не находишь выхода своей энергии. Вот поэтому все кажется тебе скверным.
Я с удивлением посмотрела на него. Где он так насобачился говорить? И проповедовать прописные истины, которые мне давно и хорошо известны? Но он не знает об одном. Я совсем не скучаю по газете. До сегодняшнего дня я была очень счастлива тем, что облегчаю жизнь своим домашним, ухаживаю за ними, кормлю, успокаиваю, воспитываю, иногда сержусь, иногда ругаю, и это все называлось любовью. И разве я могла променять ее на то, чтобы находиться в гуще чужих событий. Событий для меня и в собственном доме хватало. Только я не предполагала, что все это так быстро закончится. А в начале и в конце этой цепочки – Клим. Как гвоздь в сапоге, как заноза в пятке, как парные кавычки в начале и в конце фразы «моя счастливая семейная жизнь».
– Кстати, ты прекрасно выглядишь!
До меня с трудом дошло, что Клим делает мне комплимент.
Я бросила взгляд на свою выглядывавшую из-под жилета, замызганную на животе футболку.