Сев в машину, мы вернулись в ангар. Когда я уже оделась в свою одежду, я немного успокоилась, внутренняя дрожь прошла, и я решилась на комментарии:

- Эээтттооо – ттто- ббббыло воссссхитииительно, - заикаясь, проговорила я.

- Не мудрено, - ответил, усмехнувшись, он, - влюбиться в небо очень легко. Со временем эта любовь переходит в страсть, которую заменить не возможно ничем. Готова? – спросил он меня, оборачиваясь и оглядывая меня с ног до головы. Я кивнула, и мы пошли к машине. Следом за нами ворота ангара стали закрываться. Сев в машину, я тут же выглянула в окно, провожая взглядом лесок, совсем недавно еще разглядываемый мной с неба, само небо, ставшее теперь таким знакомым, удаляющиеся огромные ангары. Внутри появилась и росла какая-то необъяснимая грусть. Вспомнились слова Господина про «ничем нельзя заменить», и я подумала, что, наверное, тоже начинаю влюбляться в это самое небо…

Вскоре я начала узнавать дорогу к загородному дому, где была в первый день знакомства с Господином. Зайдя в дом, мы сразу отправились на террасу, где был накрыт легкий обед. Бросив взгляд на часы, я с ужасом поняла, что все наши прогулки заняли целых пять часов, и времени до вечера остается очень мало. Возле стола стояла уже знакомая мне Марина. Сегодня на ней было ярко-красное кружевное белье. Приветливо поздоровавшись, она стала обслуживать нас за столом. В смысле подавать нам еду. Только сейчас я поняла, насколько я проголодалась: выброс адреналина и эмоций поглотил кучу энергии, которую организм требовал немедленно восполнить.

- Не нужно особо налегать на еду, - тихо сказал Господин, неодобрительно наблюдая, как я с жадностью накинулась на закуски, - Ну, как тебе подарок? - Спросил он, аккуратно отрезая маленький кусок запеченной свинины и отправляя его в рот.

- Это самый лучший подарок в моей жизни! – искренне и восхищенно ответила я, глядя на него во все глаза.

Господин попросил принести кофе. Подходя к столу, Марина, едва охнув, оступилась, и чашки со звоном полетели на пол, разливая по деревянному покрытию ароматный напиток. На таких шпильках оступиться очень легко, и я даже не особо удивилась этому. Однако Господин так не считал: его лицо мгновенно ожесточилось, но голос по-прежнему остался тихим и спокойным, когда он заговорил, бросив небрежно салфетку на стол:

- Через пятнадцать минут обе в черной комнате, – встал из-за стола и вышел.

Я тут же сорвалась со своего стула, кинувшись помогать ей собрать осколки с пола.

- Спасибо, - благодарно улыбнулась она мне, - Но нам действительно нужно торопиться, - и она заговорчески мне подмигнула. У меня появилось стойкое ощущение, что чашки разбились далеко не случайно.

Собрав осколки и поставив поднос на стол, она схватила меня за руку и потащила меня в гардеробную. Скинув одежду и обувь, мы обе облачились в черные латексные костюмы, натянутые на голое тело. Между ног была вшита молния, при желании обеспечивая доступ к самому сокровенному на наших телах. Открытой осталась только голова. Она снова взяла меня за руку, и мы почти бегом кинуть в подвал. Едва мы спустились в подвал, от вида дверей и воспоминаний у меня поплыло все перед глазами, и мгновенно подкосились ноги. Быстро миновав красную дверь, мы вошли в черную дверь, плотно прикрыв ее за собой. Это была действительно ЧЕРНАЯ комната: стены, пол, потолок – все было абсолютно черное. Скрытые в нишах светильники едва освещали пространство, усугубляя и без того мрачное ощущение от комнаты. По стенам были развешаны девайсы самых разнообразных видов, форм и размеров: стеки, кнуты, плети - они почти сплошняком покрывали все три стены, кроме той, в которой была дверь. У одной из стен стоял небольшой стол и кресло, в котором сидел Господин, глядя на нас. Также, как и в красной комнате, со стен свисали цепи с кандалами. Он поднялся с кресла и, обойдя стол, прислонился к нему, крутя в руках стек.