Звоночек зазвонил когда он опускал последнее письмо. Пронзительно – мелькнул на краю сознания и разразился набатом. Быть не может! Рука рефлекторно рванулось вслед за письмом, едва успев перехватить конверт. Удалось лишь изнутри прижать его кончиками пальцев к железной стенке. Ладони разом вспотели, гладкий глянец бумаги предательски заскользил. Кожа на костяшках содралась и саднила.

Наткет вывернул кисть и немного подтянул письмо по стенке. Задача не из легких – по шершавому и проржавевшему металлу письмо еле двигалось, не то что в пальцах. Краска по краю щели облупилась, в кожу впивались острые заусеницы. Наткет как мог отвел большой палец в сторону, выиграв таким образом жалкие миллиметры. Теперь аккуратно подтянуть, чтобы перехватить средним и указательным…

У тумбы остановилась похожая на мартышку старушка, прижимая к груди пухлый коричневый конверт. Как всегда: именно сегодня, именно сейчас.

– Забыл наклеить марку, – глупо улыбаясь объяснил Наткет.

Старушка рассеяно кивнула, не спуская глаз с его обуви. Секунд десять у него есть.

Расчет шел на доли миллиметра. Наткет прекрасно понимал, – одно неловкое движение и письмо безвозвратно будет утеряно. Не взламывать же почтовый ящик? Да и как? Конверт поднялся еще на пару микрон.

Окончив с кроссовками, старушка обратила внимание на самого Наткета и вдруг с пугающей безаппеляционностью заявила:

– Вы воруете письма!

– Что вы! – возмутился Наткет. – Я не наклеил марку… Там важные документы.

– Я то думаю, чего это сын так редко пишет. Вот оно оказывается что!

Атмосфера накалялась. Наткет старался сохранить на лице вежливую улыбку, но старушка уже сделала выводы. Теперь щурилась, как Клинт Иствуд, решая, что ей стоит предпринять: звать полицию или самой разобраться с вором? Наткета категорически не устраивали оба варианта.

– Важные документы… – протянул Наткет, особо не надеясь ее убедить. «Важные документы» не сочетались с разными кроссовками.

Ему удалось немного поднять конверт вдоль стенки. Осторожно убрав указательный палец, он отогнул угол письма. От этого маневра конверт чуть не выпал. Чаще надо есть палочками. С виска на щеку приползла противная, щекочущая капелька.

– Вы только посмотрите на него, – заводилась старуха. – Хоть бы бровью повел! Так нет, – стоит, будто так и надо!

По улице спешила давешняя дамочка. Лицо пылало праведным гневом, – она еще не отчаялась попасть в суд. Кто будет потерпевшим, кто подсудимым – особой роли не играло, свидетельских показаний хватило бы на всех.

Наткет медленно вытянул письмо; перехватил второй рукой, лишь только из щели выглянул краешек конверта. Готово!

На бумагу налипли крошки ржавчины. Наткет стер их ладонью, размазав тонкими штрихами. Сжав конверт двумя руками, он снова перечитал адрес: «42-ZZ1, округ Констанца, Спектр. Старый маяк, Густаву Гаспару». Округ Констанца, Спектр, его родной город…

– Вы говорили на письме нет марки!! – возмущению старушки не было предела. Теперь она окончательно уверилась, что перед ней почтовый вор.

– Это неправильная марка, – сказал Наткет, но искушать судьбу не стал и торопливо зашагал по улице. За спиной старушка принялась пересказывать подоспевшей дамочке выходку Наткета. Последнее, что он услышал, было слово «Вавилон».

Корнелий писал в Спектр! Все годы их знакомства Наткет и не догадывался, что старик знает о существовании этого города. Корнелий был затворником; представить его вне стен дома не получалось. Наткет же никогда ему не рассказывал откуда родом, стесняясь провинциальности.