Из годящихся для повседневной носки вещей в наличии имелось всего одно платье из добротной темно-коричневой ткани, со строгим белым воротничком под самое горло и такими же белыми узкими манжетами.

- Это ж просто униформа гувернантки викторианской эпохи какая-то, - пробормотала я себе под нос и, шумно вздохнув, именно его на себя и напялила. - Не хватает только белого передника с практичными карманами…

Одевшись, я наконец-то решилась подойти к зеркалу. Честно говоря, смотреть на новую себя было страшно, в груди всё сжималось от ужаса и бесконечной жалости к самой себе. Хотелось уснуть и проснуться, но уже дома. Хотелось к маме, на её знаменитый яблочный пирог и неизменные нравоучения. Как правило, они ужасно меня раздражали, но теперь я бы отдала что угодно, лишь бы услышать их вновь.

В носу засвербело, а щеки сделались мокрыми. Уже и не припомню, когда плакала в последний раз. Вернее, плакала я часто. Например, меня могла растрогать какая-нибудь сентиментальная картинка в интернете или даже простой рекламный ролик. Но то, конечно же, были не настоящие слезы, а просто дань женской чувствительности. По серьезной же причине я ревела очень редко. Так уж была устроена: чем напряженней момент, тем больше я умела собраться. Фамильная черта, любила говаривать моя бабуля и сетовала, что я не пошла работать в полицию, как мама.

Впрочем, и воспитательнице подобное качество было совсем не лишним. Ведь в работе с детьми очень важно доверять своим инстинктам и быстро принимать решения.

Словом, собравшись с духом, я посмотрела на свое отражение.

- Мда, подруга, с внешностью такой наивной няшки тебя вряд ли кто будет воспринимать всерьез.

Слова вырвались сами собой и максимально точно описали растерянно взирающую на меня из зеркала кроткую белокурую фею.

Ирис, как ни крути, была редкая красавица. За такую внешность невольно цеплялся взгляд, и отвести его было трудно. Рост она имела средний, сложение - безупречное, с неожиданно пышной грудью и на удивление длинными для подобной комплекции ногами. Черты лица, включая заостренный подбородок и мягко очерченный нежный овал, отличались утонченной деликатностью и выражением какой-то детской наивности.

Пожалуй, самым пикантным из всего мною увиденного можно было назвать только её губы - сочные, пухлые и неожиданно яркие, причем без всяких помад и прочих ухищрений. Что же касается остального - аккуратного, прямого, как стрелка, носа, светло-фиалковых глаз да тяжеленной копны волнистых волос мягкого льняного оттенка, - всё это в совокупности лишь добавляло внешности Ирис какой-то особой, ускользающей хрупкости. Казалось, что любые тяготы жизни - скорее, малые, чем большие - легко могут её сломать.

Разумеется, меня это категорически не устраивало. Что-то упорно подсказывало: по духу я куда больший дракон, чем Ирисалина, хоть и не могу похвастаться её чистокровным происхождением. В подобном облике здешние обитатели разглядят вовсе не бесспорную красоту, а лишь одну только слабость. Весьма презираемую драконами.

Словом, Ирис производила впечатление классической жертвы. Да и то поведение, которое в её адрес продемонстрировала наставница, данные выводы лишь подтверждало.

А значит, перемены следовало начать с самого очевидного. С преображения внешности.

Внезапно дверь в спальню без стука распахнулась, и выглянув на шум из гардеробной, я обнаружила стоящего на пороге высокого лысоватого мужчину с внушительным черным саквояжем в руках. Поверх простой, несколько старомодной одежды была наброшена черная же мантия и некое подобие кашне с изображением пузатой колбы с симпатичными звездочками над ней.