Дзета наклонился к нему поближе.

– Знаешь, почему ты все это говоришь? Потому что боишься, что она тебя не одобрит. Ты говоришь, что она «пассивна», но ведь сейчас-то тебе от нее именно это и требуется. Ты хочешь, чтобы она пошла еще дальше – чтобы она одобрила твои действия. Но зачем вообще ей рассказывать? Почему она должна об этом знать?

– Я всегда ей все рассказываю.

– Да зачем? – громогласно вопросил Дзета.

– Ну, мне кажется, я обязан так поступать, – ответил Ник.

– Когда допьем пиво, – сказал Дзета, – мы с тобой кое-куда смотаемся. Не скажу куда. Просто в одно место. Где, если повезет, подберем кое-какой материал.

– Ты имеешь в виду литературу от Низших Людей? – спросил Ник, чувствуя в груди холодок. Он понял, что его втягивают в опасное предприятие. – У меня уже есть брошюра, которую один мой знакомый считает… – Он умолк, не сумев выстроить фразу. – И вообще, я не собираюсь рисковать.

– Ты уже рискуешь.

– И этого достаточно, – сказал Ник. – Вполне. Довольно и того, что мы тут сидим, пьем пиво и ведем такие вот разговоры.

– Только один разговор чего-то значит, – заявил Дзета. – Тот, который ведет Эрик Кордон. Настоящий материал. Не те фальшивки, что передают с рук на руки на улице, а то, что он на самом деле говорит. Вся суть. Я тебе ничего говорить не стану. Хочу, чтобы он сам тебе это сказал. Через одну из своих брошюр. И я знаю, где мы сможем ее подобрать. – Он встал из-за стола. – Я тебе не о «речах Эрика Кордона» говорю. Я говорю о подлинных словах Эрика Кордона. О его притчах и предостережениях, о планах, известных только настоящим членам мира свободных людей. Низшим Людям в высоком смысле, единственно подлинном.

– Я не хотел бы делать ничего, что не одобрила бы Клео, – сказал Ник. – Муж и жена должны быть честны друг с другом. А если я этим займусь…

– Если она не одобрит, найди себе другую жену – которая одобрит.

– Ты серьезно? – спросил Ник. В голове у него уже стоял такой туман, что он не мог разобрать, шутит Дзета или нет. Или, быть может, Ник просто не так его понял? – Ты хочешь сказать, что это могло бы разрушить наш брак?

– Это уже разрушило множество браков. Так или иначе, разве ты так уж с ней счастлив? Сам же сказал, что она «пресная». Это твои слова. Ты их сказал, а не я.

– Это все от спиртного, – пробормотал Ник.

– Конечно, от спиртного. Но ведь in vino veritas. – Дзета ухмыльнулся, показывая коричневатые зубы. – Так на латыни. А значит это…

– Знаю я, что это значит, – перебил Ник.

Теперь он почувствовал злобу, но не мог понять к кому. К Дзете? «Нет, – подумал он. – К Клео. Я хорошо знаю, как бы она к этому отнеслась: “Нас отправят в лагерь для интернированных на Луне – в один из этих ужасных исправительно-трудовых лагерей”».

– А что важнее? – спросил он у Дзеты. – Ведь и ты женат. У тебя жена и двое детей. Чувствуешь ты ответствен… – Язык снова отказался ему повиноваться. – Чему ты больше предан? Семье? Или политической деятельности?

– Людям в целом, – ответил Дзета. Запрокинув голову, он поднес ко рту бутылку и допил остатки пива. Затем резко, со стуком, поставил бутылку на стол. – Давай-ка двигаться, – сказал он Нику. – Знаешь, как в Библии: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

– Свободными? – переспросил Ник, тоже вставая, причем не без труда. – Вот уж свободными брошюры Кордона вряд ли нас сделают. Какой-нибудь легавый разузнает наши имена, выяснит, что мы покупаем кордонитскую литературу, и тогда…

– Если без конца оглядываться на легавых, – съязвил Дзета, – зачем тогда вообще жить? Я видел сотни людей, которые покупают и продают брошюры, иногда на тысячи попсов за один заход, и… – тут он сделал паузу, – да, порой сыщики действительно до них докапываются. Или какой-нибудь легавый заприметит тебя, когда ты передаешь пару-другую попсов торговцу. А дальше, как ты говоришь, следует тюрьма на Луне. Но ты должен идти на риск. Жизнь сама по себе уже риск. Ты спрашиваешь себя: «Стоит ли игра свеч?» И отвечаешь: «Да, стоит». Стоит, будь она проклята. – Надев плащ, Дзета открыл дверь конторы и вышел на солнце.