- Кто спать не будет, тот выходит на плац и продолжит строевую, - пригрозил явно блефующий Сержант, видимо спешащий к ожидающему его на КПП Прапору.

Мы молчали, затаившись под одеялами.

- Взвод, отбой! - выкрикнул под конец Сержант.

Судя по его шагам, он некоторое время оставался в коридоре, прислушиваясь к воцарившейся тишине, на случай, если кто-либо из нас осмелится нарушить приказ. Убедившись в нашей дисциплине, он вышел на крыльцо, хлопнув входной дверью, и ушел.

Мы остались одни, казалось бы вольные делать что угодно. Но никто не шелохнулся. И судя по вскоре заполнившему казарму сопению, парни быстро заснули.

Моя кровать находилась у стены и окна, открытого настежь, через которое проникали лучи послеполуденного солнца, беспрепятственно пропекая меня через тонкое синее одеяло, под которым я лежал, пытаясь не ёрзать. Было жарко и я сбросил одеяло, усугубив положение, открыв тело солнцу. Помню, как я тогда маялся от духоты, мечтая о прохладном душе: о том, как было бы замечательно смыть с себя липкий пот и грязь и только потом заснуть - чистый и свежий. Еще помню прохладу металлической кроватной дужки, которую я касался ступнями, пытаясь остудиться подобным убогим способом.

Так я и лежал без сна, потея и ожидая, когда солнце опустится к горизонту и перестанет меня изводить, злясь на судьбу, вспоминая жизнь на “гражданке” и лелея фантазию о том, чтобы сбежать из части, прекратив тем самым карнавал безумия в котором оказался.

- Это плохое место…, - вдруг послышался чей-то тихий голос, прервав течение моих невеселых мыслей.

Осторожно перевернувшись на другой бок и оказавшись лицом к казарме, я осмотрелся в поисках источника шума. Это был парнишка, чья кровать находилась напротив моей, в той части казармы, куда не доставали лучи солнца.

- Что? - удивленно прошептал я.

Этот парнишка был для меня почти незнаком, как и его брат - близнец, также призванный в нашу часть. Их звали почти одинаково, с разницей в одну букву. Но я не запомнил их имен, путая близнецов и принимая за одного человека, настолько внешне похожими они казались: невысокие, худые и загорелые, с вытянутой формой головы и мелкими чертами лица. Помню, они были чертовски выносливыми и всегда молчали, напоминая африканских охотников-аборигенов, способных неделями преследовать жертву по саванне, ограничиваясь крохами еды и каплями влаги. Общались они только друг с другом, едва слышно перекидываясь короткими фразами, не понятными для окружающих. Как-то Крест обозвал их при всех парой педерастов, заработав от них долгий молчаливый взгляд одинаковых темных глаз, в глубине которых будто мерцало пламя. Крест тогда трусливо осекся, смутился и перевел тему.

- Не нравится мне тут. Тебе тоже не нравится? - спросил он из тени.

- Что не нравится? - я ощутил волну раздражения от того, что тот говорил загадками, более того лежал в прохладной части казармы, тогда как мне приходилось жариться на солнцепеке.

- Ты тоже заметил? Я видел тебя. Видел там…, - продолжал многозначительно шептать он.

- Что заметил? Что ты видел? - терял терпение я.

- Когда ты курил на холме с чеченцем. Я видел…

- Сдать нас решил, что ли?

- Не в этом дело. Я видел, что тебе тоже тут не нравится.

- Что? Спи давай! - отрезал я, отвернувшись к стене, решив не продолжать странный диалог.

Тут я вспомнил о происшедшем на холме и застыл, чувствуя как по спине будто прошлись муравьи.

- Что ты видел? - снова повернулся я к парнишке.

- Это плохое место. Ты тоже это видел… Мы потом об этом поговорим, - он закрыл глаза и натянул до подбородка край одеяла.