Но как уже погрешил, обуявшего
сердце послушав,
Сам я загладить хочу и несметные
выдать награды.
Здесь, перед вами, дары
знаменитые все я исчисляю:
Десять талантов золота,
двадцать лоханей блестящих;
Семь треножников новых,
не бывших в огне, и двенадцать
Коней могучих, победных,
стяжавших награды ристаний.
Истинно жил бы не беден
и в злате высоко ценимом
Тот не нуждался бы муж,
у которого было бы столько,
Сколько наград для меня
быстроногие вынесли кони!
Семь непорочных жен,
рукодельниц искусных, дарую,
Лесбосских, коих тогда, как
разрушил он Лесбос цветущий,
Сам я избрал, красотой
побеждающих жен земнородных.
Сих ему дам; и при них возвращу
я и ту, что похитил,
Брисову дочь; и притом
величайшею клятвой клянуся:
Нет, не всходил я на одр, никогда
не сближался я с нею,
Так, как мужам и женам
свойственно меж человеков.
Всё то получит он ныне; еще же,
когда аргивянам
Трою Приама великую боги дадут
ниспровергнуть,
Пусть он и медью и златом
корабль обильно наполнит,
Сам наблюдая, как будем делить
боевую добычу.
Пусть из троянских жен изберет
по желанию двадцать,
После аргивской Елены красой
превосходнейших в Трое…

Описание последующих событий ярко представлено в поэме «Илиада» Гомера. Труды Гомера заняли важное место в общественно-политической жизни афинян, где им придавалось не только общеэстетическое, но и важное идеологическое значение. Это и понятно, ибо, как очень верно заметил Дионисий Златоуст, «Гомер каждому – юноше, мужу, старцу – столько дает, сколько кто может (у него) взять». Показателем того, что даже правители понимали огромное значение личности Гомера, является пристальное внимание к его поэмам тирана Писистрата (ок. 600—528 гг. до н.э.). Просвещенный муж делал вставки в гомеровский текст, имея целью возвеличить роль и славу Афин («Я б и увидел мужей стародавних, каких мне хотелось, – славных потомков богов Пирифоя, владыку Тесея»). Как утверждает традиция, Писистрат не стеснялся вносить в тексты Гомера целые песни. Как видим, некоторым тиранам свойственен интерес к великим произведениям (не важно в данном случае, идет ли речь о Писистрате, установившем тиранию в 561 г. до н.э., или о Иосифе Сталине, жившем в XX в. н.э.). Гомер остается идеалом, которого потомки нарекут «отцом поэзии».

Р. Эстлейк. Парис и Елена в костюмах XVI в.

У Гомера хватало как восторженных почитателей, так и хулителей. Так, первый представитель элейской философии, мыслитель и рапсод Ксенофан, зло заметил: «Все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписали богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние и взаимный обман». А философ Гераклит даже сказал: «Гомер заслуживает изгнания из общественных собраний и наказания розгами». Философ Аристотель, напротив, был убежден, что Гомер заслуживает огромной похвалы, во-первых, потому, что среди поэтов «представляет лучших», во-вторых, уже в силу того, что он «единственный из поэтов прекрасно знает, что ему следует делать», в-третьих, с него начинается эпическая поэзия, и вообще в этой области Гомер, как во всем прочем, отличался дарованием и искусством перед другими. Так кто же из них более прав?

Лорд Дейтон. Елена на стенах Трои. 1880 г.

Л. Морган в «Древнем обществе» так оценил значение поэм: «Без литературных памятников не существовало бы, можно сказать, ни истории, ни цивилизации. Создание гомеровских поэм, передаваемых устно либо со временем записанных с достаточной точностью, датирует начало цивилизации у греков. Это вечно юные и чудесные поэмы имеют этнологическую ценность, весьма значительно увеличивающую остальные их достоинства. Это особенно относится к «Илиаде», содержащей самое подробное из ныне существующих повествований о прогрессе человечества в эпоху ее составления. Страбон величает Гомера отцом географической науки; но великий поэт дал, может быть невольно, нечто бесконечно более важное для последующих поколений, а именно замечательно полное описание производств, порядков, изобретений, открытий и образа жизни древних греков». Гомер – первый бытописец истории раннего греческого общества, вдумчивый хронист эпохи. Без него, как говорят многие, не было бы ни античной литературы, ни культуры.