– Тогда им надо будет самочку, иначе они все разнесут. Мы режем лишних мьёков на мясо. И этого тоже придется… – вздохнула она.
– Жалко ведь, – проговорила Мэй в ответ.
Она тогда как раз успела усесться верхом и устроиться в удобном большом седле, в котором места бы хватило даже для троих девочек.
– Жалко, но ничего не поделать. Есть-то надо. А когда самцов слишком много, они дерутся. Их надо держать отдельно, иначе друг друга задерут. А где взять столько отдельных загонов?
– А продать его можно?
– Какая разница? Купят задешево и все равно забьют. А так – из шкуры выйдет отличный коврик, который можно будет обменять на кувшины у посудников. У нас есть клан, который занимается посудой и ковкой. Вот у них и выменяем.
В ветреное утро дня Затмения Нгаку нигде не было видно. Никто не выходил из палаток, лишь Люк и мальчишки носились с кувшинами, накрывали бочки с водой, тащили большие жестяные емкости, в которых еще оставалась вода.
– Что случилось? – спросила Мэй.
И ей ответил отец, появившийся откуда-то из-за палатки и державший в руках вязанки хвороста.
– Видимо, будет песчаная буря. Потому давай-ка быстро в большую палатку, там все и переждем. И завтрак там же будет.
Мэй кивнула и вернулась к себе. Надо собрать хотя бы рюкзак с вещами и лекой, раз такое дело. Где тут были ее запасные штаны? А ботинки? Их тоже надо взять, вдруг засыплет все песком!
Как долго длятся в здешних местах песчаные бури?
И тут появился Люк. Просунул голову в отверстие палатки, быстро глянул и выдал:
– С ума сошла. Сейчас снесет тебя, глупая женщина. Ну-ка, давай руку…
И он без всяких церемоний схватил Мэй за плечо одной рукой, ее недособранный рюкзак другой и поволок к выходу. Мэй хотела обозвать его как следует, но, оказавшись на улице, передумала, только зажмурилась: по лицу остервенело хлестнуло песком. Невозможно было не то чтобы глаза открыть – дыхнуть. Валило с ног и окутывало непривычной прохладой.
Люк несся вперед, не отпуская Мэй и не останавливаясь ни на секунду. Не давая передохнуть, протереть глаза и осмотреться. Мэй налетела на скамейку, но Люк ловко обвел ее и, подтолкнув, направил ко входу в общую палатку. Там уже встречал отец.
– Ну ты и копуша. Еще немного – и сидеть тебе в отдельной палатке всю песчаную бурую. Без еды, тепла и общества, – пояснил он, осматривая Мэй.
Плечо отца совсем зажило, и он свободно двигал руками, ходил и очень много помогал по хозяйству матери семейства. Он взял на себя основные и самые неприятные хлопоты. Топка печи, мытье посуды, приготовление мяса – отец занимался всем этим охотно и ловко.
– Все так быстро началось, – принялась оправдываться Мэй. – Надо же было собрать рюкзак…
– Не оправдывайся, – усмехнулся за спиной Люк. – Копуша – значит копуша. Теперь вы вместе, с вами будет все в порядке. Я полетел к Тигаки, помогу ей.
И Люк скрылся за мятущейся пеленой песка.
Мэй рванулась было к нему, но отец удержал ее.
– Он ведь на драконе, он окажется выше бури. Не волнуйся. Девочке надо помочь…
– Тогда я с ним, – решительно заявила Мэй.
– Он уже ушел. А ты еще успеешь полетать. – Отец слегка поднял брови, усмехнулся и добавил: – Сейчас сварим с тобой суп, такой, как у нас готовят. Угостим всех. Эй, мальчишки, суп будете?
Жак, что-то деловито объяснявший младшим сестренкам, поднял голову и уточнил:
– Тот, что тогда готовили в лесу?
– Еще вкуснее, – заверил отец.
– Чё не будем? Мы будем. И лепешек, ма. Я хочу лепешек, много.
– Тогда за работу. Ты смотришь за огнем в печи, я занимаюсь овощами. Мэй поможет с тестом. К обеду как раз управимся.