Вид Дома союзов во время празднования десятой годовщины русской революции

Если тебя застанут за чтением коммунистической литературы или за изложением советских идей в любой форме, – это верная смерть. И коммунисты отвечают убийством тем, кто убивает их товарищей. На их потоке 200 слушателей, а всего в Школе насчитывается 400 человек (общий «университетский» курс рассчитан на два года!). Они ждут возвращения в Китай, чтобы бороться и погибнуть максимум через 3½ года. В их молодых сердцах горит огонь, зажженный коммунистическими лидерами России… Газета «Китайская стена». Стихи переводят, а затем красиво излагают на китайском. Молодая королева кино – китайская студентка. Голливуд ее оценит. Мне очевидно, из какого источника берет свое начало ее прекрасная техника – из американских фильмов, показанных в Китае…

Мы приходим в номер Скотта Неринга в отеле Passage. Д.Т. и я продолжаем наш флирт. После ужина с американской делегацией она приходит ко мне в номер, чтобы обсудить коммунизм, и мы приходим к единому мнению о многих из его нынешних недостатков, а также о его обнадеживающих перспективах. Я прошу ее остаться, но она не остается – сегодня вечером.

>8 нояб. 1927 года, вторник, Москва, Hotel Grand

Очень ясный и довольно теплый день – как в апреле в Америке. Я решаю: раз праздник, нужно посетить церкви. Приходит Рут Кеннел, которая теперь мой секретарь, и мы берем дрожки[154] за 2 рубля в час (7:00). Потом мы трогаемся и посещаем церкви.

Миновав храм Василия Блаженного [155], мы проезжаем по Каменному или […] мосту через Москву-реку, и я выхожу, чтобы посмотреть отсюда на Кремль, наверное, самое красивое имперское сооружение, которое я когда-либо видел. Башни! Шпили! Похожие на ананасы купола. Они так великолепно окрашены – красный, золотой, синий, зеленый, коричневый, белый. И действительно сверкают на солнце. Багдад! Сказочный город из мира Аладдина! И все же реальный! Здесь, перед моими глазами. Пока мы здесь стоим, Рут рассказывает мне историю о царе Теодоре – ее теперь показывают в Большом театре, а разворачивалась она в этом самом Кремле[156]. Но я думаю о еще более древних временах – о фантастически бурной жизни, о наслаждении, о блеске, которых никогда не было – только в моем воображении. И все это время под ногами течет грязная вода Москвы-реки, и причудливые восточные дрожки стучат там и сям, и лучи солнца играют передо мной на пышных шпилях… И снова храм Христа Спасителя – днем. Рут рассказывает мне, как она, рожденная в лютеранской семье, вышла замуж за методистского пастора и тем действительно разрушила его жизнь. Из этого может получиться роман. Еще она рассказывает, как в пасхальную ночь этот собор освещают 10000 свечей, как тысячи верующих собираются на площади перед храмом, и каждый из них несет зажженную свечу. И удачлив, и благословен тот, кто принесет к себе домой непогасшую свечу. Как священники обходят процессией церкви, молятся перед каждой башней, и о том, что, пока они молятся, на колокольне каждой из них вспыхивает красный огонь. А потом звонят все колокола города – их тысячи; все наполняется благоговением – праздник. И когда она рассказывает, я все это вижу…