.

― Ты не Золушка, а растяпа. Хочешь подарить мне его как сувенир, так и скажи. Обычно девчонки нижнее бельё дарят, но мы другой фетиш намутим, так и быть, ― он замирает рядом, переглядываясь с родителями. ― Здрасте.

― Здрасте, здрасте, ― ох уж этот хитрый мамин прищур, в котором так и читается: ага, я всё поняла.

― Это, если что, сосед. Через стенку, ― сознаюсь с таким пристыженным видом, будто самолично в этом виновата.

― Булат, ― тот с готовностью протягивает ладонь напрягшемуся отцу. Шуточка с нижним бельём явно оказалась лишней.

― Виктор Петрович, ― всё же обмениваются они рукопожатием.

― Викторовна, значит. Я угадал!

Угадал, угадал.

― Булат... ― мама озадачивается, наскребая по закоулкам памяти всё, что найдёт. ― Не Калинин Булат, случайно?

― Он самый.

У кого-то прозрение.

Только лампочка над головой не загорается.

― Вот это да! Как вырос-то! Я ж помню тебя ещё совсем мальчишкой. С Лизкой по двору всё носились как угорелые. Как родители? Вы как съехали, так я с тех пор никого и не видела. Сколько лет пытаюсь повторить Лерин пирог, и всё не то. И контакты растерялась: ни позвонишь, ни спросишь.

― С черникой и взбитыми сливками? ― понимающе усмехаются.

― А то ж! Пальчики оближешь!

Стопэшечки, стопэшечки.

Мой мозг требует срочной перезагрузки. Кто куда съехал? Кто с кем носился? Какой пирог? Какая черника?

Просто... WHAT!?

5. Глава пятая. "Я просто в Кашино"

А в смысле? А как? А почему? А...

― Так ты местный что ли? ― доходит до меня.

То есть, та многодетная семья, что когда-то жила в его квартире... его семья?! А потом, получается, что, глава семейства пошёл в политику, резко поднялся и они укатили...

Где там живут местные районные шишки?

― Что ли, ― усмехается Булат.

― Тогда почему я тебя не помню?

― Да они когда переехали, ты только родилась, в коляске угукала, ― отмахивается мама. ― Это Лиза может его ещё помнить.

― Не помнит.

Хотя ведь говорила, что лицо Калинина ей показалось знакомым!

― И я не помню, ― пожимает плечами тот.

― Неудивительно, что взять с четырёхлеток.

― Давайте уже поднимемся? ― папа напоминает о себе сердитым пыхтением и треском целлофана. ― У меня ручки вот-вот оторвутся.

― Ой, да. Что ж мы тут топчемся! ― спохватывается родительница. ― Булат, составишь компанию? Чаю попьём. Расскажешь, как вы поживаете.

Что??

― С радостью. Давайте сумку, помогу.

ЧТО-О!???

― Мира, чего столбом стоишь? Ключ от домофона у тебя?

Ась? Чегось? Я немножко туплю. Домофон. Точно.

― Мира, значит, ― лукаво подмигивает мне заходящий последним Булат, пока я придерживаю всем дверь. ― Ну что, теперь можно считать, что официально знакомы? Хотя, как обнаруживается, мы и так знакомы. Судьба, а?

Запоздавший пинок улетает в пустоту, хитрая белобрысая жопа успевает смыться. Недалеко правда, через пролёт возле коврика с надписью "welcome" один фиг все толпятся. Меня ждут. Я ж единственная с волшебной связкой.

И кисой. Кису не забываем.

Заходим в квартиру, ныряя в гробовую тишину.

― Лиза отсутствует, по всей в видимости, ― замечает папа.

Не, не гробовую. Улавливаю шебуршание и голоса в дальней части, ответственной за её комнату-тире-гостиную.

― Присутствует. Сумочка на месте, ― ляпаю я и тут же замечаю то, чего быть не положено в бабской обители ― мужских кроссовок. Так-так. ― Кинчик, небось, валяется смотрит. Лизон, атас! Одевай лифчик. Родители приехали, ― намеренно повышаю голос, незаметно заталкивая пяткой чужие кроссы под обувную тумбу.

Ага. Услышала. Громыхает и выскакивает запыханная, поспешно прикрывая дверь.

Кинчик она смотрит, ага. Как же.