– Раньше пробовала?

Стать трупом?

Была попытка, да. Этой ночью. Или всё-таки сон? Да нет, мисс Зерби ясно дала понять, что я вывалилась на клумбу. И зря я всё-таки не спросила, как я оказалась в постели. Нервно мне что-то из-за этого провала в памяти.

– Пробовала медитировать прежде? – напомнил о вопросе Мирочка, и я покачала головой:

– Нельзя же без страховки.

Преподаватель дёрнул щекой, но не прокомментировал качество страховки. Видно верил, что я не слышала, как он опростоволосился.

– Дар давно открылся? – спросил вместо этого.

Я подавила недовольную мину, заменив её незамутнённым удивлением. Тоже, небось, какая-то фигня получилась, ибо Мирочка очень скептически фыркнул и уточнил:

– Особая тонкость слуха давно развилась?

Интересно, откуда они знают именно о слухе. Это метка сообщает? Но спросила я о другом:

– Да разве ж это дар? – и вытаращилась ещё глупее, чем было, и кусая губы, чтобы не сказать «примитивный какой-то».

– Конечно. Любая аномальная способность, не свойственная обычным людям, – голос Мирочки стал каким-то медовым, – и есть дар.

– Чей? – тут же спросила я ехидно.

Но Мирочка вдруг стушевался, и даже закашлялся, прежде чем ответить:

– Хм. Природы?..

Он это даже не столько утверждал, сколько спрашивал.

А я просто вскипела от негодования. Он что тут, намекает мне, что все эти отличные от человеческих способности людей – их дар нам? Драконий дар людям?

Драконы совсем потеряли совесть? Отняли наш мир, нашу историю, наших хранителей, а теперь ещё и пытаются выставить нас убогими нищебродами, которых облагодетельствовали, всучив некоторым из нас «свой дар»?

– Тебя что-то смущает? – вздёрнул светлую бровь драконис.

– Нет. Всё чудесно, – я хлопнула глазками, подавляя недовольство. Странно, что метка не зудела на мою злость.

– Так давно у тебя открылся дар? – вернулся к теме Мирочка.

– А вот знаете: в женщине должна быть загадка! Так говорила моя няня.

Мирочка неожиданно рассмеялся, поднимаясь.

– Ну, раз начала наглеть и язвить, значит, жить будет. Иди уже на математику, в семьсот восьмой.

– Да, спасибо, всего х-хорошего.

Быстренько поднявшись, я забросила конспект в рюкзак и удрала из зала. Миррочка что-то бурчал вслед, но слышать его не хотелось!

Хотелось подумать. Как ни странно – о Корвине и некоей «стигме», её влиянии и прочих безобразиях, вроде марафона, нежелания иметь со мной дело и – ву-а-ля, возможности снятия метки. После чего кому-то будет хреновато, а на кого-то начнётся охота.

Если это был не сонный бред… вот, заррх, надо было всё-таки ляпнуть Мирочке про примитивный дар, посмотреть реакцию, но не возвращаться же теперь. Но, допустим, это был не бред.

Тогда выходит меня «всучили» Корвину. А стигма, видимо, метка, не даёт ему от меня избавиться. Кровь, видите ли, гонит в разные члены тела. И Корвина это, как и меня, не радует! Это хорошо!

Значит, стоит с ним поговорить, не так ли?

Ага. И к концу беседы пускать на него розовые слюни, потому что при разговоре придётся дышать, а это чревато осложнением в виде одержимости.

О! Надо встретиться с ним в скафандре!

Я тут же представила эту эпическую беседу и, нервно хихикая, закрыла лицо руками. И чуть не впилилась носом в резко открывшуюся передо мной дверь.

На миг сердце запрыгнуло в пятки.

Если это опять мой вечно-случайно-натыкаемый, впору возвращаться на медитацию и начинать не дышать. Но это был всего лишь человек. Студент-старшекурсник. И я уже обошла его, собираясь идти к лестнице, когда он поймал меня за запястье горячей влажной ладонью.

– Привет, цветочек, прогуливаешь? – мерзко муркнул он, склонившись почти к моему уху. Ненавижу, когда так делают!