– А у Рудольфа.

Бликса вмиг посерьезнел, и даже, кажется, немного протрезвел.

– А что, – осторожно спросил он, – старый Руди уже… того, башмаки в угол? Ты, значит, вроде как наследник?

Жуга пожал плечами. Кружка его почти опустела.

– Почему же – жив он… Просто я там живу. Ну, как бы на постое.

– Врешь!

– Чтоб мне лопнуть.

Парень присвистнул. Поскреб в затылке.

– Ну, тогда ты этого… того… поосторожней! – пробормотал он, и вдруг засуетился. – Черт, совсем забыл! Мне ж надо…

Он нырнул под стол, вытащил тяжелый, глухо звякнувший мешок, порылся в нем и лихо припечатал на столешницу монетку.

– Ну, мне пора, – он встал. – Бывай, рыжий. Понадоблюсь, спроси меня у Вальтера, он скажет.

Жуга кивнул, проводил его взглядом и залпом допил свое пиво. Задумался.

Что-то было не так во всей этой истории с Рудольфом.

Парнишка, собиравший со столов пустую посуду, подошел к Жуге и попытался взять монетку, что оставил Бликса.

Монета не двинулась с места.

– Колдовство! – мальчишка сплюнул и перекрестился.

– Дурак, – невозмутимо сказал Жуга, поддевая монетку ножом. – Столы протирать надо!

Парнишка тупо похлопал глазами, сгреб менку под фартук в карман и повернулся к травнику.

– Это ты, который за соломой?

– Я, – Жуга кивнул.

– Пошли.

К ночи стало холодать и Телли не рискнул как в прошлый раз заснуть внизу, прекрасно понимая, что как только догорит камин, спать станет невозможно. Вдобавок, Жуга под вечер приволок огромную охапку свежей соломы, застелил ее сверху рогожей и теперь устраивал себе ночлег в комнате наверху. Недолго думая, Телли направился туда же.

– Тебе чего? – Жуга, уже накрывшийся кожухом, поднял голову. Рыжие волосы топорщились всклокоченной метелкой.

– Да это… Холодно внизу, – Телли картинно поежился. – И жестко.

– Хитрый, – усмехнулся травник. – Как спать, так сразу, а вот солому поискать…

Он выдержал паузу и молча оглядел мальчишку. Телли потупился. Щуплый, маленький, босой, в разодранной рубашке, он и впрямь был одет не по-осеннему. Еще одна забота, так-перетак…

– Ну ладно. Лезь.

Обрадованный, Телли перелез через Жугу и заворочался, шурша соломой.

– А я вот одеяло принес… Ой-ей, колется!

– Терпи, завтра мешок раздобуду. Яд и пламя, да не ворочайся ты так – еще рухнет что-нибудь с полки! – Жуга вздохнул. – Придется завтра разобрать весь этот хлам… Эй, – он вскинулся, – а змей твой спать до нас не приползет?

– Нет, – соврал Телли.

Рику было все равно, где спать, лишь бы было потеплей. Как и любая ящерица, он остывал к утру так, что поначалу даже двигался с трудом. Тил не сомневался, что дракон притащится наверх, едва лишь догорят последние дрова, но травнику об этом сказать не решился – а ну, как прогонит?

Некоторое время оба лежали без сна, согреваясь. Жуга, хоть сам и отругал мальчишку, тоже беспокойно ворочался с боку на бок, хмыкал задумчиво, с хрустом потирая ладонью небритые щеки.

– Стены, – бормотал он, – черепица… Ножки от стола.

– Чего? – вскинулся Телли.

– Ничего, – рассеяно ответил тот. – Ты хорошо Рудольфа знаешь?

– Нет конечно.

– Вот и я не знаю, – травник сел, поскреб исколотую соломой спину. В окошко лился лунный свет. Лохматый профиль травника на фоне окна казался залитым чернилами. – Тревожно что-то мне. Дом опять же этот…

– А чего? Дом как дом.

– Ну, да, как же… Если он в залог пошел – и то за тысячу талеров! Представляешь, сколько он в начале стоил, новый? Стена в четыре кирпича, чердачные балки из лиственницы. Черепица эта… в два пальца толщиной. Тьфу, черт, я уже и сам говорю как Рудольф… А чучела эти, а мебель? Ни единой трещинки до сей поры. Вся гладкая, как зеркало. И ножки… эти… круглые.