Прав был учитель, когда говорил, что если не можешь оказать достойного сопротивления – подчиняйся, прячь искру дара, пригнись, чтоб восстать, когда появятся силы. Прав, только сам выжить не смог.
Надеюсь, меня везут не на казнь, как одаренную, меченную искрой.
Дракон чуть согнулся, протянул ко мне руку. Вместо обычного аккуратного маникюра из пальца, сминая ногтевую пластину, вырвался коготь. Блестящий, черный, в светлых прожилках, острый и тонкий на конце, переходящий в лезвие по изгибу. Может быть, именно им он перерезал горло достопочтимого гада, Клауса. Сижу, боюсь шелохнуться. Неуловимым движением Инквизитор поймал кончик косы, разрезая шнурок. Далась всем сегодня коса, стоило ее давно отрезать. Берегла, хранила богатство волос, чтоб иметь при себе то, что можно сменять на еду, если жизнь завернет слишком строго.
Коготь спрятался, уступив место пальцам, дракон играет с моими волосами, легко и не больно, распускает прядки, ворошит и ласкает. Уж, не на шкурку ли он меня подобрал, - мелькнула в голове дикая мысль. Спрашивать нельзя, заговаривать первой тоже. Немыслимое нарушение правил нового мира. Человек может только ответить на вопрос, но спрашивать первым не должен, разумеется, если он хочет жить.
Лакомство, поднесенное к губам, стало и искушением, и невероятным соблазном. Как же хочется укусить, как стыдно брать еду из руки, словно редкой зверушке. Впрочем, у ручных зверьков берегут шкурку. Лучше стать белочкой в клетке, чем белочкой, из которой пошьют красивую шапку. Откусить не вышло, а крошкой я чуть не подавилась намертво. Смерть была бы настолько глупой, что я чуть было, не зашлась в приступе истерического хохота. Выжить в Катастрофе, спастись в облаве, пройти через весь этот ад и погибнуть так глупо, намертво подавившись галетой. Дракон, по-видимому, тоже решил, что такая забавная шутка судьбы может нарушить его четкие планы. Вытряс из меня злосчастный кусок, усадил у себя на коленях и снова прильнул к волосам. Если они ему настолько по вкусу, пусть бы состриг, а меня отпустил на свободу. Все окружающее перестало существовать, когда я выглянула в окно. Родная планета так изменилась, что невозможно узнать очертания не то что родных городов, а даже и континентов. Попробуй, угадай, в какой части света находишься, если даже не можешь наверняка знать, с какой скоростью летает эта штуковина. Ну же, думай. Если мы улетали чуть за полночь, а сейчас за окном уже утро, значит, мы пролетели полсвета. Неужели мы сейчас где-то в России? Или под нами Китай? А может, Монголия. Вспомнить бы то, чему раньше меня учили, выудить старые знания. Не могли же драконы изменить все константы науки, как-нибудь сократить объем талии земного шара? Черт знает. Раньше время отличалось между двух континентов на семь часов. Значит, если там была глубокая ночь, то в Евразии как раз утро.
А под нами зелень лесов, хвойных, еловых. Все же не Китай, значит, ближе к центру Евразийского континента. А может, это Австралия? Нет. Там было бы видно океан, в тех местах, где есть зелень. Да и не росли сосны, не могли же их за десять лет вырастить? Тем более, пока была связь, успело пройти сообщение, что Австралия скрылась под водой целиком. Кто знает, так ли на самом деле. Взгляд выцепил руины многоквартирных домов чуть в отдалении, не прямо под нами. Страшно. Лесная опушка, прогалина мелколесья. Высятся, укоряя небо, будто обкушенные огромной пастью, поросшие зеленью темные башни. Руины человеческого счастья. Там, где кипела жизнь, где строили планы, готовили скворчащий завтрак на кухнях, спали на мягких кроватях, смотрели фильмы, прильнувши к экранам, вздрагивая от ужасов иллюзорного мира, теперь только огрызки бетона, закопчённые стены, пустые проемы развернутых окон. Были ли там жители, когда все случилось, погибли внутри или успели сбежать? Что это за местечко? Может, тут раньше была Москва, и это - все, что осталось от огромного мегаполиса? Волгоград? Другой городок немногим поменьше? И по рекам не сориентируешься, ни одной не видела, когда подлетали. Где же моя семья? Жив ли хоть кто-то из знакомых людей, пусть даже из тех, кого мельком встречаешь на улице, степенно проходя мимо. Продавщица из минимаркета на углу, попрошайка, что стоял в переходе, толстый сотрудник ГИБДД из будки на перекрестке. Сейчас все это немыслимо. Идти на учебу, ночью учить стихи, готовиться к поступлению, провожать родителей на работу. Мы все попали в сказочный мир, только он совсем не такой, каким нам грезился в волшебных сказках. Осязаемый, страшный, жестокий, бескомпромиссный. Подчиняйся, не трави душу зверя острым взглядом, пригни буйную голову ниже, не жалуйся даже в мыслях, молчи, держи прочно свой язык за зубами, вечно бойся и, как хочешь, справляйся с невзгодами быта. Забудь все, что было, и живи дальше вечно униженным, вечно голодным, если все ещё хочешь существовать. Тех, кто рискнул возмутиться хоть жестом, давно уже нет. Десятилетние дети не помнят, не ведают, как мы жили раньше. Все россказни для них – пустой звук, забавная и прекрасная сказка. Магия проще для их восприятия, объяснимей, привычней, чем горячая вода, льющаяся на ладони прямо из крана, чтоб ее не надо было согревать в котелке на печи. Дикость, средневековье. И я обязана выжить, как бы ни было тяжело, как бы ни было страшно, от того, что в волосах зарылись сейчас чужие опасные руки, способные убить лёгким движением. Выскочит коготь из пальца, и мы встретимся с Клаусом по ту сторону жизни, что зовётся небытием. Хоть бы он вез меня не на казнь, не учуял искры дара, не мучил во имя чистоты нового мира. Судьба одаренных предельно ясна, и творит ее черный дракон-инквизитор.