– Хватит.

– Хватит? – уточнил он. Пока мальчишка хватал ртом воздух, пытаясь подняться, он внимательно смотрел на нее.

Вопрос не заставил себя ждать.

– Что ты хочешь с ним делать?

– Он мне не нужен. Я знаю, как он сюда попал. Знаю, что он пришел один и, вероятно, втайне ото всех остальных. Иначе мы бы уже почувствовали попытки полноценного вторжения. Самоубийственного вторжения, – Адергайн усмехнулся.

– Отдай его мне.

Все-таки он был прав. Прав в том, что с помощью этого мальчишки получится держать под контролем то, что он создал.

– Зачем?

Елена пожала плечами. Зевнула и, поднявшись, приблизилась к Драгону, которого велиферты только что встряхнули, снова поставив на колени.

– Затем, что, как я уже сказала, мне здесь невероятно скучно. А из него, – она положила пальцы на подбородок Драгона, вздернула его вверх, вынуждая смотреть на нее, – получится отличная игрушка.

За некоторое время до этого

Женевьев Анадоррская

– Держите его! – прошипела Женевьев, чувствуя, как внутри все дрожит от напряжения. – Да держите же!

Держать Люциана приходилось шестерым сильным мужчинам, и они справлялись с трудом. Совсем недавно Драгон был мертв – она могла поклясться, что это так, да и любой, кто углубленно изучал целительство, мог бы. Поэтому когда Ленор Ларо (или кто она) звала на помощь, Женевьев застыла как вкопанная. У нее был шок. Она всегда думала, что готова к любым событиям, что ее воспитание, ее обучение позволят ей хладнокровно действовать в любой ситуации, но в тот момент она смотрела на мертвого Драгона и не могла пошевелиться.

А потом что-то произошло. Точнее, что-то сделала она. Ленор. Кто-то еще. Темная. Она его вернула. С помощью самой Тьмы, с помощью Лозантира, с помощью непонятно кого и непонятно чего еще. Женевьев надеялась только, что это увидела лишь она. Потому что внешне – внешне – все выглядело так, будто Люциан Драгон просто пришел в себя после ранения сильнейшим темным заклинанием и падения с высоты, после которого не выживают.

Все они видели клубящуюся вокруг Ленор Ларо и вокруг него тьму, которая на миг полностью их поглотила, высосала все краски даже из ночи, гораздо страшнее, чем то, что сделал Валентайн Альгор. А потом она почувствовала, на уровне жизненных контуров, что он снова здесь. Поэтому сразу бросилась к нему.

Поэтому сейчас боролась за его жизнь на пределе сил, но… проблема заключалась в том, что смерть не хотела его отпускать.

Он дышал рвано, все его жизненные контуры искрили, словно надорванные, угловатые, искореженные. Именно поэтому он выгибался поломанной куклой, не давая ей даже толком провести по ним исцеляющую магию. Его собственное исцеление сбоило, и Женевьев смутно представляла, какая боль сейчас проходит сквозь его тело.

– Люциан, – хрипло позвала она и не узнала собственный голос. Ее ладони все были в его крови и дрожали от напряжения. – Люциан, пожалуйста… Помоги нам.

Вряд ли он даже ее слышал. В широко раскрытых глазах, в которых зрачок заполнял собой всю золотую радужку, рвано пульсировала золотая магия. Вспыхивал и гас золотой ободок.

Женевьев судорожно вздохнула и снова сосредоточилась на исцеляющем процессе. Ей нужно было сосредоточиться, как никогда раньше, потому что каждое мгновение отнимало у Драгона шанс на жизнь. Наконец ей удалось зацепиться за дрожащие контуры, плеснуть в них собственной силы. Они начали выравниваться, но порадоваться Женевьев не успела.

Магия, отданная ему, словно втянулась в бесконечную воронку, прорву, растаяла в его теле. Через надорванное крыло. Драконья ипостась, полуооборот требовал бесконечного ресурса на восстановление, а у нее уже начинала кружиться голова. В окружающем их мраке созданного Альгором купола, все еще накрывающего дворец, Женевьев видела свои ладони полыхающими золотом. Настолько, что временами хотелось зажмуриться.