Лойал навострил ушки и послал исподтишка юноше тайный знак толстыми пальцами своей руки. Сама же Морейн в ту минуту изучала Перрина, слегка склонив головку набок, а он из последних сил старался не опустить очи долу.

– С чего ты взял, будто я его прогнала? – Она усмехнулась. – Он оседлал жеребца ночью, я ничего не слышала. Я бы тоже желала узнать, когда именно и куда посмел удрать твой Ранд!

Вздох облегчения вышел у Лойала столь глубокий, что у него плечи поднялись и опали, как волна. Сей тихий для огир вздох прогремел, точно шипенье воды, в коей закаливают меч.

– Никогда не вводите во гнев Айз Седай! – прошептал он будто бы самому себе, но слова его услышал каждый. – Лучше объять раскаленное солнце, чем разгневать Айз Седай!

Мин, оглянувшись, передала Перрину записку:

– Вчера вечером, когда мы уложили Ранда на кровать, его вскоре навестил Лойал, и Ранд попросил его принести перо, бумагу и чернила, – прошептала она.

Уши огир шевелились, он обеспокоенно переставлял ступни своих ног и хмурился, так что длинные его брови повисли до самых щек.

– Не знал я, что задумал Дракон. Не знал и не знаю!

– Не волнуйся, – успокоила его Мин. – Никто тебя не обвиняет, Лойал.

Заметив в руках кузнеца бумагу, Морейн сузила глаза, но помешать Перрину прочитать записку она не пыталась. По почерку письмо явно принадлежало руке Ранда:

То, что мне приходится предпринять, отменить невозможно. Он вновь преследует меня повсюду. Но на сей раз одному из нас должно погибнуть, я знаю. Но соратники мои умереть не должны. Слишком многие из них отдали свою жизнь за меня. Я тоже умирать не желаю и во что бы то ни стало постараюсь уцелеть. Да, смерть – реальна, а сны частенько нам лгут, но и правды в них хватает.

Вот и все послание. Без подписи. И для Перрина вовсе не было нужды выяснять, кого имел в виду Ранд, именуя противника словом «он». Для Ранда, как и для них всех, враг был один – Ба’алзамон.

– Он подсунул записку под дверь, – сказала Мин, и голос ее дрожал. – Он взял кое-что из одежды, старых курток, вывешенных шайнарцами на просушку, да еще прихватил с собой флейту. И вскочил на жеребца. Вроде бы ничего больше он не увез, только немного съестного. Во тьме его не заметил никто из часовых, а ведь прошлой ночью они не упустили бы из виду и мышонка!

– А стали бы часовые задерживать его? – Морейн глуховато засмеялась. – У кого из них хватило бы мужества преградить путь лорду Дракону? Окликнуть его – и то невозможно! Многие из воинов рады по первому его приказанию перерезать себе глотки! Как, например, Масима. – Теперь Перрин бросил на Морейн пытливый взгляд.

– Но в чем виновны солдаты, Морейн? – спросил он у властной дамы. – Они принесли клятву верности своему господину! Ранд ни за что бы не назвался Драконом, только из-за вас это случилось, Морейн, и вам об этом известно, как видит Свет! Чего же тогда ожидать от часовых, Морейн? – Властительница не отвечала. Перрин понизил голос. – Морейн, вы в самом деле верите, что Ранд и есть Дракон Возрожденный? Или вы рассчитываете использовать доброго малого как вам заблагорассудится, пока Единая Сила не сведет беднягу с ума, не лишит его разума и самой жизни?

– Ты бы выбирал слова, Перрин, – проворчал Лойал. – Уж больно ты раскипятился нынче!

– Я-то успокоюсь, – возразил ему Перрин. – Но каков будет ответ? Мы ждем, Морейн!

– Он тот, кто он есть! – промолвила Морейн резко и холодно.

– Помнится мне, что вы нам наобещали: настанет миг, когда Узор сам собою заставит Дракона выйти на верный путь. Может быть, ночью так и случилось? Или же добрый молодец решил просто-напросто от вас удрать? – Разумеется, Перрин уже сомневался, не зашел ли он слишком далеко, ибо чернеющие глаза королевы поселка обливали его непроглядным гневом, – но если уж биться, то ни шагу назад! – Итак, Морейн?