Конечно, милорд Вигонс, даже не требуется сомневаться, что стало с настоящим носителем этого имени, тот ещё негодяй, но пока наши интересы совпадают, влиятельный и беспринципный союзник мне подходил.

— Как считаете, что мне до вашей Ниары? — медленно проговорил хозяин, снова откинувшись в кресле. — Я ненавижу их род, это правда, он всегда враждовал с моим, но сейчас мне не до фамильной ненависти. Я умираю. Не переживу это лето.

— Вы правы, — кивнул я, скользнув по его лицу защитным заклинанием. Всё в этом господине дышало искренностью, редкие минуты настали.

— И вы можете меня спасти.

— Не могу, вы знаете, я сразу говорил о том.

Нет, снова эти мольбы о продлении жизни! Сам же ответствовал при нашей первой встрече: знаю, мол, дракон рядом поддержать силы человека может, но ненадолго.

— Не так, — Лаветт сорвал с шеи платок, и я увидел багровые пятна на его толстой шее. — Вы нужны мне, чтобы осуществить перенос. Оливия отдаст вам годы своей жизни, а вы передадите их мне.

И взгляд лорда затуманился, будто он приготовился отходить в мир иной.

3

Ниара

— Отец, — присела я в реверансе, войдя в его кабинет, что всегда делала с трепетом не меньшим, чем входила в храм или сокровищницу Двуликого. — Я хотела поговорить, но вижу, вы заняты.

— Я всегда занят, Ниара, а для тебя время найду.

Мне показалось , что он бесконечно устал, выдохся, но по-прежнему тянет лямку привычного дела, потому что уйти с поста можно, только впав в немилость. А немилость короля порой страшнее болезни и имеет куда более далекоидущие последствия.

Впрочем, отцу ли опасаться того, что Рафаэль Третий обидит своего ближайшего родственника, да ещё внука ведьмы!

Отец всегда был крупным, красивым мужчиной, породистым, как про таких говорят, благородным не только по титулу и крови, а по облику и мыслям. А ещё я любила его за преданность семье и королю.

Верность тем принципам, которым он служил: например, ему ничего не стоило добиться признания какой-либо фамилии, если были основания считать её древней и родовитой, что подтверждалось документами, даже если бумаги полуистлели, а разобрать фамилию можно было с трудом.

Другое дело, что того желали многие, не имевшие на то прав. Отец чувствовал, кто перед ним, лгуны или скромные обнищавшие потомки некогда громкого имени.

И вот сейчас он был не в духе, потому что понимал, что им хотят воспользоваться. Глаза покраснели, подбородок отяжелел, верхние веки набухли и нависали над глазами, будто тучи над цветущим весенним садом. Или мне всё это показалось, отец любил работать при одной зажжённой лампе, изредка лишь используя магический шар.

— Что от тебя хотел лорд Рикон? Неужели вознамерился стать знатнее, чем был? Прости, — я потупилась под его строгим взглядом. — Я невольно слышала обрывок разговора.

— Значит, ты должна была уйти, а не стоять под дверью, Ниара. Я думал, мне не следует говорить вслух такие вещи, особенно тебе.

— Простите, отец, вы правы, — чувствуя, что мне надавали по щекам, поспешила встать. Сегодня было не самое удачное место для визита в родной дом, который уже перестал быть для меня таковым. Не то чтобы мне здесь не рады, но смотрят как на бурю, застающую врасплох. Дождь полезен для земли, но буре всё равно никто не рад.

— Присядь, Ниара. Я хотел спросить тебя.

В голосе отца послышались властные нотки, перечить которым глупо. Да и я была счастлива поговорить с ним наедине, всё равно о чём, мы всегда понимали друг друга, с ним я могла не думать о том, говорю ли глупости, а, напротив, чувствовала себя взрослой и умной не по годам. Он один не смотрел на меня как на проклятие, от которого не избавишься.