Так, вот мы и пришли к скользкому месту в моей вымышленной биографии. Красавец в этот момент начал обходить меня по кругу и разглядывать, как ребенок новогоднюю елку. А я, стараясь сохранять спокойствие и не сказав ни одного слова неправды, объяснила:
- Я очень рано начала работать, и на сегодня у меня большой преподавательский стаж. А о возрасте у женщин спрашивать неприлично, господин ректор. Мои документы у вашего секретаря - я участник программы обмена.
Очень надеюсь, у них нет магических систем баз данных, по которым он захочет пробить информацию по несуществующему магистру Дворцовой.
Между тем, ректор закончил обходить меня и проследовал к своему столу. Сел на край столешницы и задумчиво уставился на мое лицо:
- Мы ждали преподавателя - мужчину, магистр Елизавета. Боюсь, я вынужден вам отказать – вы не сможете работать с нашими адептами.
Упс… Нет, не так – упс-упс-упс! Вот такого подвоха я точно не ожидала.
- По какой причине, господин ректор? – процедила сквозь зубы.
Нет, красавчик, этот номер у тебя легко не пройдет – я за свою должность буду драться. И фиг ты меня из моего МАИ выпнешь!
- Дело в том, прекрасная дама, что вы слишком молоды и хороши собой. А боевой факультет, на котором вам предстоит работать, – это несколько сотен здоровых и горячих мужчин. Понимаете? – ректор наклонил голову, изучая мое лицо.
- Нет, не понимаю, господин ректор. Потрудитесь объяснить, – моим голосом в этот момент можно было воду замораживать. А выражение лица ректора точь-в-точь, как морда кота, объевшегося сметаны, злило так, что даже замуж за него расхотелось.
- Понимаете, Елизавета… У вас будут проблемы в общении с адептами. Они могут вам сказать что-то не очень приятное, или совершить что-то неуважительно, или посмотреть не так… Надеюсь, вы сами понимаете, о чем я? – и уставился на меня выжидающе.
- Вы хотите сказать, что в вашей академии такая отвратительная дисциплина, что любой адепт может оскорбить преподавателя, и ему за это ничего не будет? - я пыталась быть вежливой, честно, пыталась.
И понимала, что конкретно нарываюсь, но остановить захлестывающую меня ярость уже не могла.
– Могу вас успокоить, господин Грранис, любой, проявивший неуважение ко мне, очень об этом пожалеет. И если за меня не заступится администрация академии, то я сама разберусь с обидчиками.
Я стиснула зубы и прищурилась, ожидая ответа. Ректор еще посверлил меня глазами и, не сказав ни слова, направился к выходу из кабинета. Ну все, сейчас он распахнёт дверь и велит мне проваливать на все четыре стороны. Ярость схлынула, в душе вдруг стало пусто и холодно – неужели все было зря, и одной неконтролируемой вспышкой я все испортила?
Ректор вышел в приемную, оставив меня в одиночестве костерить себя за несдержанность. Через минуту дверь вновь распахнулась, и мужчина неспешно направился обратно к столу. Взяв лежащее на нем перо, он поставил подпись на принесенном с собой документе, повернулся и, довольно улыбаясь, протянул бумагу мне:
- Вы приняты, магистр Елизавета Дворцова. Уверен, на ваших лекциях адепты будут смирными, как кролики. Поздравляю, и добро пожаловать в академию.
И пока я хлопала глазами и разглядывала приказ о приеме меня на должность преподавателя, ректор наклонился к моему уху, почти касаясь губами кожи, прошептал:
- Вы ведь расскажете мне, откуда у вас такое загадочное имя, Елизавета Дворцова?
16. Глава 16. Никогда не кладите в утренний кофе соль вчерашних воспоминаний
Солнце било в широкое окно, золотя светлый пол и изящную, по земным меркам весьма дорогую, деревянную мебель моей комнаты. Я валялась на кровати, жмурилась от щекочущего лицо нахального лучика и предавалась блаженному ничегонеделанию.