Виктор Павлович и Юленька, приличная до зубового скрежета, милая до тошноты, как по мне, платиновая блондинка восемнадцати лет, что-то там творили на кухонном островке. Юрка изображал из себя добродушного бармена для гостей- немцев и девчонок, одновременно уговаривая всех во что-нибудь поиграть, а не просто напиваться.

Меня все встретили бодрыми криками, кое-кто кинулся обниматься, но быстро вернулся на свое место обратно. В общем, сильного фурора я не произвела. Всем итак было весело.

Юра уже успел отнести мою сумку в самую дальнюю маленькую спальню на одного человека. Крохотная комнатка со скошенной крышей и большим круглым окном- иллюминатором, отчего пространство еще сильнее напоминало аквариум, а я себе в нем- маленькую рыбку. Полутороспальная жесткая кровать, вместо нормального шкафа, который просто не влез – комод, откидной стол, табуреточка с расшитым сидением- подушкой…

Ну и что, зато без соседей.

Поселиться одной для меня было принципиальным условием – ненавижу спать с другими людьми на расстоянии ближе, чем пара метров. Я долго ворочаюсь, мучаюсь от кажущейся мне духоты и совершенно не высыпаюсь. Даже будучи в браке, я уходила в другую комнату от Косулина, чем, надо сказать, сильно его задевала. Ну и плевать…

Быстро скинув дорожную одежду и облачившись в бежевый спортивный костюм, я спустилась обратно в гостиную. Устроилась на кресле – качалке рядом с меланхолично бренчащим что-то Ренатом, приняла бокал с вином от Юры и стала наблюдать со своего места, делая маленькие глотки, как ребята играют с гостями-немцами в крокодила. Взрывы хохота периодически оглушали. Иногда хохотала и я сама, искренне, до слез, пополам сворачиваясь в своем качающимся кресле. Только это никак не отменяло ледяную сосущую пустоту, расползающуюся внутри.

Все-таки правда жаль, что он вот так уехал…

Около часа ночи я извинилась перед всеми и, сославшись на усталость от долгой дороги, отправилась спать. Хотя скорее, просто лежать, уставившись в побеленный дощатый потолок и мучиться от никак не отпускающей тоскливой тревоги. Неясное, но такое выматывающее ощущение потери изводило. Шумное веселье внизу воспринималось тонким издевательством и почему-то хотелось плакать. Беспричинно и горько. Наверно, я просто становлюсь нудной теткой, вот и все…

Поклявшись себе завтра взять себе в руки, я сильно зажмурила веки и приказала мозгу спать.

В следующий раз открыла глаза, когда за окном – иллюминатором уже светало. Было оглушающе тихо. Лишь чужой мерный храп щекотал уши на грани слышимости. Дом крепко спал. Поворочавшись с боку на бок пару минут, я плюнула и встала с кровати. Лучше пойти и организовать всем завтрак, чем бездумно пялиться в стены и потолок. Сначала прошмыгнула по светлому коридору в ванную на втором этаже, быстро приняла душ. Потом уже, немного посвежевшая, спустилась на первый.

Но голова все равно гудела после плохо проведенной, почти бессонной ночи. В ушах надоедливо шумело, перед глазами все было какое-то мутное и серое, и словно немного плыло. Будто я до сих пор дремлю.

И поэтому, когда я в первый раз скользнула взглядом по П-образному дивану в гостиной и увидела на нем завалившегося прямо в одежде Сатоева, в первую секунду я решила, что это просто глюк. Во вторую секунду глюк, правда, коротко всхрапнул, что-то пробурчал себе в бороду, почесал оголившийся волосатый живот и перевернулся на него, сладко подминая под себя диванную подушку. Слишком уж натурально для глюка…Так что в третью секунду я от неожиданности заорала.