Хотя, наверное, опробовать всё-таки стоило. Если это даже вполовину так хорошо... Ох! Приоткрыв один глаз, разглядываю мускулистые плечи, сам он стоит на коленях перед кроватью, и это всё, что я вижу.

Ну, что же Руслан там так медленно? Мне ведь приходится губы кусать, чтоб не начать стонать в голос и требовать делать свою работу как-нибудь побыстрее! Но разве я могу об этом хотя бы заикнуться?

Стыдно подумать, что он со мной творит. Ах, что он творит!

Меня так быстро уносит, что до неба в алмазах только рукой подать! И тут вдруг, в ничтожном миллиметре от экстаза, Руслан ка-а-ак заорёт:

— Су-у-ука! Мои яйца!

У меня пропадают разом слух и дар речи. По губам читаю ещё много чего непечатного. Связи с собой по-прежнему не вижу, а в восхитительно серых глазах Руслана нет ни единого ответа. Только слёзы. Не от любви же к работе его так проняло?

А потом я замечаю сбоку от его бедра тень. Упитанную такую, шерстяную…

И сразу приходит осознание, что игрушки-то у нас с Кузьмичом похожи!

6. Был орёл… и не стало орла!

Руслан

— Да откуда мне знать фамилию? Я его первый раз вижу!

Никогда ещё не терял сознание. Надеюсь, что только сознание... потому что если недосчитаюсь чего-нибудь ещё, то лучше мне в себя вовсе не приходить.

Голоса словно пробиваются сквозь плотный туман, и я как тот ёжик, не знаю, куда податься. Я в домике. Мне тут спокойнее.

— Мой пёсик не виноват! — опять слышу взволнованный Наташин голос. И такая буря внутри поднимается, атомная!

Тоже мне «пёсик»! Клацнул зубами, как аллигатор!

— Так чего мы его катать будем, почём зря?

Зря?! Ну слава богу! — успеваю подумать, когда абсурд ситуации принимает новый виток.

— Мой Кузьмич очень бережно относится к незнакомым предметам. Он как бы спрашивает — можно? — не без гордости заявляет Наташа. — А этого забирайте. От чего-то же он без сознания? Вы его осмотрите получше. Мужчины от природы безрассудно отважны. Он ведь не девка, при виде царапины шлёпаться в обморок! Бедняга так орал, такими благими словами… вы бы слышали! Будто у него тестикулы из хрусталя!

— Ага, Фаберже, — сдержанно ржут какие-то мужики. — Впечатлительный просто вам работник попался. Так почему всё-таки пострадавший лежал на полу? Головой точно не бился?

— А знаете… бился! — выдаёт мерзавка после недолгих раздумий. — В роддоме пару раз наверняка! А так не знаю, я была занята, пёсика успокаивала. Вы когда-нибудь пробовали отнять у собаки любимую кость?

— В тестикулах костей нет, — флегматично сообщает мужской голос.

— А крику было на перелом! Вы проверьте, проверьте. Может, они у него изнутри полопались! Боже, ужас какой… — сама своим же бредням поражается. — Уносите уже скорей этот омлет!

Откуда-то появляется ощущение, будто плыву на волнах. Две неугомонные гадины, фантазия и мнительность, кошмарят меня почище пёсьих челюстей. По слухам, яйца целы, член вообще не фигурировал в беседе, а я всё ощупываю себя изнутри, не могу уняться. Всё чудится зуд, какой описывают в зоне ампутации.

Я от этой мысли аж снова отрубаюсь.

Точно впечатлительный…

В себя прихожу от смены температур. Вот было тёпленько, пахло ремонтом и женщиной, а вот сквознячок мне в табло задувает. И опять невесомость. Качает будто в поезде.

— Я так и не понял, — недоумевает голос помоложе, — Если мужик просто делал ремонт в комбинезоне без дыр, как мы его застали, то как тогда пёс до его яиц подобрался? Как он вообще допрыгнул?!

— Да тихо ты… — давится смехом второй. — Мы же врачи! Вот я не хочу ЭТО себе представлять. Пытаюсь сочувствовать. Хорошо, если у парня прибор барахлить не начнёт…