– Сорок три тысячи пятьсот шестьдесят, – сказал он. – В одном акре сорок три тысячи пятьсот шестьдесят квадратных футов. Если площадь, полученную в квадратных футах, разделить на это число, то мы получим площадь твоего участка в акрах.

– Век живи – век учись, – восхитилась Изольда. – Меня воспитывали наследницей величайших земельных угодий. Я всегда думала, что акр равен одному дню пахотных работ. Я даже не подозревала, что его можно измерять в квадратных футах. Фрейзе прав, в мавританских университетах преподают настоящие мастера. В Лукретили мы знаем, что такое акр, но весьма приблизительно. Нам известно, что ферма занимает сотню ярдов, а виноградник двадцать, просто потому, что кто-то когда-то так сказал. Сами мы ничего не измеряем. Да и нужды в этом нет. Редко кто продает или покупает землю, ну а когда такое все же случается, никто ее не замеряет, все и так знают, что это за земли. Достаточно сказать, как называется поле или участок, и всем все сразу же становится понятно.

– Да-да, – согласился Фрейзе. – Но мы-то продавали землю чужаку. Заключи мы сделку с кем-нибудь из своих, никаких бы затруднений не возникло – все прекрасно знали, что такое Зеленое поле у ручья. Но чужаку потребовалась его площадь.

– Первыми эту формулу рассчитали греки, – сказала Ишрак. – Однако знание это было утеряно до тех пор, пока арабские философы не перевели труды греческих ученых. В мавританских университетах Испании мне все это преподавали. А где ты выучился считать площадь, Лука?

– Когда я стал послушником Ордена Тьмы, меня отправили учиться, – сухо пояснил Лука. – Образование мое длилось не один месяц, и я узнал много нового.

– Но что творилось там, на площади? – нетерпеливо прервал их брат Пьетро. – Какое мнение сложилось у тебя о танцорах, расследователь? Можно ли исцелить их, загадывая задачки наподобие той, что задал тебе Фрейзе? Можно ли отвлечь их от танцев? Что мне написать в отчете?

Брат Пьетро достал небольшой переносной письменный столик и приготовил чернильницу. Дождавшись, когда Лука, Фрейзе и дамы рассядутся по местам за обеденным, в пивных разводах, столом, он расстелил лист бумаги и обмакнул в чернила кончик гусиного пера.

– Поведай мне все, пока случившееся свежо в твоей памяти. Похоже это на одержимость бесами?

– Не знаю, – медленно произнес Лука. – Вроде похоже, но однозначно это утверждать я не могу. Все они – бедняки на грани отчаяния, никто не хочет возвращаться домой, где с ним творят ужасные вещи, но я не заметил никаких признаков отравления или укусов паука – ничего, что объяснило бы поразившее их безумие.

Лука посмотрел на Фрейзе, ища у того поддержки:

– Я ведь никаких укусов, ничего подобного ни у кого не обнаружил? Да и сами они не упоминали ни о бешеных собаках, ни о чем-то подобном.

Фрейзе согласно кивнул.

– Истории их жизней различны, – продолжал Лука, – если не считать безысходности их существования и неодолимого желания танцевать. Такое впечатление, что они готовы умереть танцуя.

– Первая женщина сказала, – добавил Фрейзе, – что мечтает танцевать до самой смерти. А другая девчушка, что хочет танцевать, как богиня.

– Они словно в трансе, – раздумчиво произнес Лука. – Мы уже такое видели, в аббатстве.

– Белладонна? – вскрикнула Изольда. – Но как такое возможно? Все они из разных деревень! Белладонна растет не везде, они не могли одурманиться одной и той же травой.

– Может, источник дурмана – река? – предположил Лука. – Если все они прибыли из деревень, расположенных вдоль берега, то… Но, с другой стороны, почему недуг поразил только избранных, а не всех жителей?